После сессии я приболела, а собиралась ехать к отцу в Капустин Яр, он меня пригласил, но я не очень хотела ехать, я ведь плохо была знакома с его второй женой, моей мачехой, а тут еще у меня поднялась температура, и я оставалась одна в общежитии, и Люська решила взять меня с собой домой, показать мне Кохму, своих подруг, отца с матерью, и она купила билеты. Ехать нужно было ночь, а Люська из экономии взяла 2 билета в общем вагоне.
В вагоне меня совсем разморило, температура у меня была около 37,5, и я положила голову на колени к Люсе, которая сидела у самого прохода, а ноги пристроила на какие-то мешки под столиком. В углу возле окна сидел невзрачный немолодой мужичонка, который всё время шарил под столом и задевал мои ноги. Я несколько раз сквозь дрему и забытье, открывала глаза и смотрела на него, он не походил на человека, которого хоть как-то интересуют женские ноги, и я, успокаивая себя, что это явно, как сейчас принято говорить, не сексуальные домогательства, дальше дрыхла. Но когда он добрался до голени и стал вроде как щипаться, я вскочила (по описанию Людмилы, дико вытаращила черные глаза) и заорала на него:
-Ну, ты! Не смей хватать меня за ногу!
Мужик, не произнося ни слова, втянул голову в плечи и затих на некоторое время, а потом еще пошарил под столом и затем, наконец, задремал.
Люся потом объяснила мне ситуацию, как она ее поняла.
-У него там чекушка была запрятана, он боялся, что ты ее столкнешь и разобьешь, вот и возился, искал и хотел убрать подальше, а твои ноги ему на фиг не были нужны.
Я прожила у Люси в их домике неделю, ее мать приветливая круглолицая женщина очень хорошо меня приняла, а отец всё рассказывал истории из своей довольно бурной жизни.
Иногда, подвыпив, он благосклонно слушал нашу болтовню о студенческой жизни и, узнав, сколько там у нас девчонок, сколько ребят, как-то раз насмешливо сказал:
-Ну, вы там все за первый сорт идете.
Люсина мама разгадывала сны, а мне приснился Ефим, печальный молчаливый, не похожий на себя в жизни.
Во сне я не была в него влюблена и не испытывала неприязни. Я рассказала сон Люсиной маме, так:
-Видела во сне знакомого, грустного.
-А в чем он был одет?
-В темном костюме,
-Значит, он в печали,- услышала я то, что хотела слышать.
Мы виделись с Ефимом всё реже и реже, в основном на лекциях, а когда встречались, то начинались взаимные упреки и ссоры, но сейчас, когда я совсем его не видела, причины нашего разрыва казались мне необъяснимыми и ненужными, тоска заедала меня, разлука казалась невыносимой, и я написала письмо Фиминой маме, думая, вполне справедливо, что она сыграла не последнюю роль в нашем разрыве, подробно описала нашу дружбу, любовь, обидное и непонятное поведение Ефима, запечатала и отправила в Кострому. Я знала адрес Ефима, он мне его дал летом, но я так и не написала ему ни разу, а теперь вот накатала три листа, целый роман, и отправила.
Я не ждала ответа, это был просто крик души.
Хазанов перехватил письмо и сказал мне об этом, когда мы встретились после каникул.
-Отдай мне его, я его порву,- сказала я. - Это глупость с моей стороны писать такое.
-Еще, чего, так я тебе и отдал. Такие письма получаешь раз в жизни,- сказал Ефим и похлопал по нагрудному карману.
-Ношу поближе к сердцу.
Я была польщена и, хотя и знала, что это только поза, настаивать не стала, а потом долго переживала, что он даст кому-нибудь почитать - запросто, чтобы набить себе цену в глазах другой: вот как меня девушки любят.
Люсин отец топил печку и, кажется мне, рано задвигал задвижку, мы слегка угорали, во всяком случае, у меня не спадала температура, всё держалась 37,2, и я решилась ехать к отцу с температурой, а то он ждал и мог начать волноваться, не зная, куда я подевалась.
Мама разрешила мне ехать к папе, но потребовала, чтобы я прислала ей телеграмму, когда я выеду, чтобы начать волноваться, потом, когда благополучно приеду, чтобы перестать, потом, когда поеду обратно, снова послать, и уже по окончательному приезду еще.
Тогда я и послала свою серию телеграмм, которая вошла в легенды нашей семьи.
В каждой телеграмме было по одному слову: Выехала, доехала, уехала, приехала. Без подписи.
Этот приезд к отцу я помню смутно. Брат и сестра были еще маленькие, квартира была большая, встречал папа меня на газике, прямо на станции в Копьяре, и мне был оформлен пропуск, причем папе трудно было его заказывать, так как я носила мамину фамилию. Я отмылась, отогрелась и температура у меня спала.
Папа не поверил, что я ездила к подруге, думал, я завалила сессию и поэтому поздно приехала. Но я, обидевшись на незаслуженные подозрения, предъявила ему зачетку со своими четверками, он посмотрел, все даты указывали, что сдала я в срок.
Мы часто ходили в кино, я смотрела тетрадки сестры и брата, играла с ними в карты, в общем, жила в семье и отдохнула.
Собрались у них как-то жены офицеров, знакомые тети Таи, моей мачехи. Их разговоры и уровень общения показались мне очень убогими против маминых подруг-врачей. Одна женщина всё говорила мне "Выходить замуж нужно только за военного - чуть мужик загуляет, ты сразу на него управу найдешь, пойдешь к командиру".
Мне было грустно это слушать, я мечтала о браке по любви, и хоть обожглась уже раз, но всё равно удерживать мужа с помощью командира не собиралась.
Тетя Тая откормила меня немного и озабоченная моей худобой сказала мне перед отъездом:
-Проедай все деньги, которые у тебя есть, не экономь. Главное - здоровье.
-Я не могу проесть столько денег,- возразила я ей.
-Ну, проесть можно сколько угодно,- не согласилась тетя Тая.
И я, вспоминая ее слова, стала чаще себя баловать: покупала зефир в шоколаде, компот ассорти, в жестяных банках. Очень вкусный был компот, а когда ездила к Ирке, покупала кекс с изюмом, такую маленькую буханочку кекса.
Свободное копирование
