Как мы добивались выразительности, музыкальности стиха, вокальности звучания? Необходимо подробно остановиться на третьем этапе — самом ответственном, завершающем работу. Я не могу, конечно, утомлять читателя разбором каждой строфы, я беру наугад, чтобы показать метод нашей работы.
Существует мнение, что слово наполняется, если найти творческую задачу, если жить, волноваться, чувствовать и мыслить, логически следуя содержанию произведения. Я бы сказал, верно, — безусловно, появляются краски и даже нюансы, но это еще не все. Необходимо до конца осознанное отношение к тому материалу, с которым мы работаем, то есть к слову, которому мы служим и которое нас ставит в ряды мастеров художественного чтения.
Работая над стихами Пушкина, я стремился к овладению словесной тканью, к сознательной подаче слова со всей ответственностью и полным, я бы сказал, исключительным вниманием к его фонетической природе.
Возьмем хотя бы такие строки:
"Уж тёмно: в санки он садится.
"Поди, поди!" — раздался крик;
Морозной пылью серебрится
Его бобровый воротник...".
Здесь все дело в моем ощущении действия: движения саней. Конечно, рисунок ясен, он достаточно как будто нагляден у Пушкина. Тем более он требует тщательного анализа.
Состояние исполнителя: упоение быстрой ездой. Сани несутся, и мы едва успеваем увидеть только бобровый воротник, посеребренный морозной пылью. Эти крупные планы кинематографического характера у Пушкина поразительны; их явственно ощущаешь в работе — ослепительные штрихи, обогащающие видение. Кисть художника необычайно богата и в то же время она экономна, у автора есть умение подать самое характернейшее и запоминающееся. И вот, когда общий характер строк нагляден, возникает желание отработать звукоряд каждой строки. Я имею в виду не определение ударных слов в строке, легко улавливаемых ухом и подсказанных логикой и ритмом стиха, а более тонкий и сложный характер звучания речи, перекличку повторяющихся звуков и сочетание их. В строках
""Поди, поди!" — раздался крик:
Морозной пылью серебрится
Его бобровый воротник..." —
трижды звучит "п" (поди, поди, пылью) и, далее, многократно: "р" (крик, морозный, серебрится, бобровый, воротник).
К этому следует присмотреться — не в этом ли симфонизме секрет движения — скрип полозьев саней и пыль из-под копыт быстро мчащихся лошадей, в преобладающем звучании "р" и "п".
"... К Talon помчался: он уверен..." —
к "Talon" я бросал внезапно громко, как бросают название адреса. Например, "На Мойку!" — как сквозь шум мчащихся саней.
"К Talon помчался: он уверен,
Что там уж ждет его Каверин.
Вошел: и пробка в потолок,
Вина кометы брызнул ток...".
Великолепная строчка: вошел герой...
"Пробка в потолок" — как приветствие, как праздник, как выход на сцену героя, как ниже, в XXI строфе:
"Всё хлопает. Онегин входит..."
"Вина кометы брызнул ток". Рифмуются "потолок" и "рок". Но обратите внимание на фонетические звучания: "К Talon" и "в потолок" — какая гениальная стрела по диагонали: в начале пятой строчки и в конце седьмой.
Дальше великолепный натюрморт:
"И трюфли, роскошь юных лет,
Французской кухни лучший цвет...".
Помню, как тщательно мы прорабатывали эти звуки. Но вот мы нашли внутреннюю рифму: "трюфли" — "кухни". Оба слова сделали ударными, с очень внятным воздушным "ф", "х": трюфли — кухни. Но, оказывается, мы упустили слово "французской".
Там тоже есть "ф", а в конце слова очень характерные звуки, они требуют четкой, элегантной фразировки.
Но вот выше, оказывается, мы проглядели еще одно слово "Roast beef окровавленный".
Еще одно "ф". Что это? Да это мощный фонетический пласт, где господствуют и хозяйничают "ф". (Найдя это, мы смеялись в подтексте: "фу"! Как здорово!)
"И Страсбурга пирог нетленный
Меж сыром Лимбургским живым
И ананасом золотым".
Что это такое? Все "ф" исчезли. Что-то новое, требующее пристального изучения.
Два заморских слова: "Страсбурга" и "Лимбургский" со сложной чуждой фонетикой: бург — бург. Начинает главенствовать сверкающее "с" И ни одного знака препинания до конца строфы, до точки. Это позволяет искать особую, непрерывную линию из строки в строку, но так, чтобы избежать скороговорки и сохранить стихи.
Эта непрерывность дает тему изнеможения от изобилия. Если хотите, подтекстом может служить выражение: "Стол ломится от яств". Заморские слова мы сделали ударными: "И Страсбурга" — рванули, как говорится, с места в карьер (в нем затаилось русское слово "страсть"), продолжаем строчку "пирог нетленный" (в слове "нетленный" — есть "лен" — лень, лень связывается с человеком потягивающимся, вялым). Затягиваем слово "нетленный" и мягко соскальзываем на следующую строчку: "Меж сыром..." идем в гору к перевалу, к ударному: "Лим-бургским", — пауза: "живым" соскользнули на третью: "И анана-сом золотым". До "ананасов" добежали не просто: разбег был такой, что напросилось одно длинное "н" и два "нана" — "а (н)... на-на-сом золотым". Золотые ананасы ослепительно кончают строфу: они сверкают. Какое счастье! Еще одна строфа прочитана. Прочитана не глазами, но кровью, плотью и нервами.
Мы на минутку оторвались от книги. Солнце по-прежнему заливает дорожки парка. Между деревьями синеет вода. Была в нашей работе какая-то зачарованность: слова делались ароматными, легкими, тяжелыми, длинными, приобретали цвет, вес, объем. В каждой строфе своя тональность, свой темперамент.
Свободное копирование
