Акт третий - 6

 В паузе я стою спиной к публике, затем оборачиваюсь — я тот молодой человек, к которому так доверчиво пришла Настенька со своим узелком.

 На плече у меня по-дорожному переброшен плед, в одной руке цилиндр, в другой — зонт. Совсем готовый к отъезду, я приближаюсь к Настеньке, запинаясь на каждом шагу.

 Мне трудно, мне тяжело... Всем своим существом я выражаю желание, чтобы она меня правильно поняла, чтобы поверила в необходимость моего отъезда.

 "— Послушайте, — начал он, — послушайте, Настенька, я ничего не могу, я человек бедный, у меня покамест нет ничего, даже места порядочного; как же мы будем жить, если б я женился на вас?

 — Послушайте, моя добрая, моя милая Настенька!.. — послушайте. Клянусь вам, что если когда-нибудь я буду в состоянии жениться, то непременно вы составите мое счастье; уверяю, теперь только одни вы можете составить мое счастье. Слушайте: я еду в Москву и пробуду там ровно год... Когда ворочусь, и если вы меня не разлюбите, клянусь вам, мы будем счастливы".

 Руки мои безвольно падают. Поникшая Настенька приближается к авансцене, роняет плед, цилиндр, зонт на маленькую скамеечку и говорит:

 "Вот что он сказал мне и назавтра уехал. Положено было сообща бабушке не говорить об этом ни слова. Так он захотел. Ну вот, теперь почти и кончена вся моя история. Прошел ровно год. Он приехал, он уже здесь целые три дня, и... до сих пор не являлся!.. — ни слуху, ни духу...".

 И вот я уже мечтатель. Я взволнован не менее Настеньки.

 "Боже мой! Да разве никак нельзя помочь горю?

 Скажите, Настенька, нельзя ли будет хоть мне сходить к нему?

 — Разве это возможно?

 — Нет, разумеется, нет!.. А вот что (меня осеняет идея): напишите письмо.

 — Послушайте, вы как бы написали?" —

 очень заинтересованно спрашивает Настенька с едва заметным лукавством.

 С полной готовностью, вдохновенно восклицает мечтатель:

 "— Я бы вот как написал...".

 Я выхожу на авансцену — я хочу сочинить тут же, на ходу, письмо. Я импровизирую его вслух:

 ""Милостивый государь! Извините, что я..." Впрочем, нет, не нужно никаких извинений! ... пишите просто: "Я пишу к вам. Простите мне мое нетерпение; но я целый год была счастлива надеждой, виновата ли я, что не могу теперь вынести и дня сомнения? Теперь, когда уже вы приехали, может быть, вы уже изменили свои намерения. Тогда это письмо скажет вам, что я не ропщу и не обвиняю вас. Я не обвиняю вас за то, что не властна над вашим сердцем; такова уж судьба моя!"

 — Да, да! Это точно так, как я думала", —

 отвечает радостная и взволнованная Настенька, — и с легкой торопливостью, пленительно лепечет:

 "А теперь вот что, слушайте-ка: тогда было условие, что как только приедет он, так тотчас даст знать о себе тем, что оставит мне письмо в одном месте у одних моих знакомых... которые ничего об этом не знают; или если нельзя будет написать ко мне письма... то он, в тот же день как приедет, будет сюда ровно в десять часов, где мы и положили с ним встретиться. О приезде его я уже знаю, но вот уже третий день нет ни письма, ни его. Уйти мне от бабушки поутру никак нельзя. Отдайте письмо мое завтра вы сами тем добрым людям, о которых я вам говорила: они уже перешлют; а если будет ответ, то сами вы принесете его вечером в десять часов".

 — "Но письмо, письмо!" —

 с настойчивым недоумением спрашивает ничего не понимающий мечтатель, —

 "Ведь прежде нужно письмо написать!.. ... Письмо... письмо..." —

 смущенно опустив головку, отвечает Настенька. "Но она не договорила", — произношу я, обращаясь в публику:

 "Она сначала отвернула от меня свое личико, покраснела, как роза, и вдруг я почувствовал в моей руке письмо", —

 грустно продолжаю я:

 "... по-видимому, уже давно написанное, совсем приготовленное и запечатанное".

 Мне, мечтателю, печально. Внезапно я чувствую свое одиночество, я вдруг остался совсем один: между нами легло письмо, адресованное другому. Я обращаюсь в публику с какой-то неопределенной, грустной и нежной, обиженной улыбкой и говорю:

 "Какое-то знакомое, милое, грациозное воспоминание пронеслось в моей голове: — Розина, начал я.

 — Rosina! — запели мы оба, я, чуть не обнимая ее от восторга, она, покраснев, как только могла покраснеть, я смеясь сквозь слезы, которые, как жемчужинки, дрожали на ее черных ресницах.

 — Ну, довольно, довольно!.. Вот вам письмо, вот и адрес, куда снести его. Прощайте! до свидания! до завтра!" —

 и уже с поспешностью, —

 "— Прощайте! до свидания! до завтра!"