16 августа.
Уезжаем в Москву. Очень не хочется. Полюбили Тырву, полюбили Эстонию.
Последние два дня провели с Юло Вооглайдом. Сначала в Тырве, потом в Тарту. Много толковали об Эстонии и эстонцах, о сегодняшнем и вчерашнем дне этого народа, об очагах его культуры на Западе (Торонто, Стокгольм, Сидней). Юло считает, что за рубежом культура может только доживать, кое-как сохраняться. Развиваться, быть конструктивной, созидательной она может быть только в единении гражданина со своей страной и народом. Объяснил интересным примером. Русские офицеры, осевшие в Тарту, в массе своей через 6-8 лет «обэстониваются», их быт, пища, привычки становятся местными до мелочей. Это благотворно для них, ибо, сливаясь со своими товарищами по мясокомбинату, знакомый Юло русский офицер получает от этого прямые выгоды. Он попадает в компанию, которая организует закупку дешевого молока для сотрудников, он едет вместе на охоту и получает право отстрела зверя (право это распространяется в Тарту для своих), он приобретает удобные, интересные и приятные контакты на будничный и праздничный день, изучив язык и став равноправным членом эстонского трудового коллектива. Люди же, противопоставляющие себя стране, в которой живут (это могут быть русские интеллигенты, которые хотят сохранить свою национальную культуру, — такие есть) оказываются одинокими в Тарту и лишенными всех выгод, вытекающих из слияния. Очень часто они покидают Эстонию. Таким образом, и зарубежом идет растворение народа, а не созидание его. Немногочисленные носители эстонской культуры (языка, литературы, искусства) вымирают, а их дети, ради каждодневных выгод, становятся канадцами, шведами, австралийцами.
Юло открылся нам с новой стороны — в семье. Он целый день бегал по городу, чтобы найти металлическую трубку определенной длины. Трубка нужна его 13-летнему сыну-спортсмену, который выступает через два дня в соревнованиях на яхте. Трубка-мачта должна дополнительно крепить один из парусов. Папа-Вооглайд обегал все магазины, заводы, автопарки и спортивные учреждения города и к вечеру, запыхавшийся и красный от бега, приволок все-таки трубку домой. Нас он тоже захватил на чашку кофе, и тут мы впервые увидели семью Вооглайд почти в полном составе (без маленькой дочки и без собаки). Зрелище представлялось умилительное. Девочки 14 и 16 лет — Кай и Катя — свежие, загорелые, спортивные, говорили мало, но оказались очень деликатны и приветливы. Кай — видная эстонская спортсменка, Катя изучает несколько славянских языков и готовится на лингвистическое отделение университета. Катя к тому же очень хороша собой. Но больше всего понравился нам Томас. У меня буквально вырвалось: «Если бы Томаса встретил кинорежиссер, он непременно пригласил его играть в фильме о Томе Сойере». Дело тут не столько в имени, сколько в том, что мальчик-спортсмен со своим льняным чубом, ясным мужественным взглядом, молчаливый и полный мальчишеского достоинства (видно, что в доме царит самостоятельность, и никто никого не угнетает), казался мне настоящим символом мальчика, всего лучшего, что есть в мужчине в 13 лет.
Вообще этот час за скромным, но красиво сервированным столом у Вооглайдов был своеобразным светлым праздником для нас — скверных родителей и истинно русских людей в вопросах воспитания. Европа на миг показала нам свое лицо. Но вместе с радостью мы ощутили и укол совести. Глядя на здоровую, трудовую и самостоятельную молодежь Эстонии, мы вспомнили — а наши-то ведь не такие…