24 августа.
Покончила с собой Мила Стужина, Эмилия Павловна. Повесилась она еще 14 июля, но мне передали об этом только сегодня. Повесилась после второй операции по поводу рака. Жить ей и без того оставалось немного — до сентября, если верить врачебным прогнозам. А всего прожила она 43 года. Умер хороший, добрый, одаренный и очень умный человек. Интеллигент в полном смысле этого слова. Что я о ней помню и знаю? Полная, даже толстая не очень высокая женщина. Маленькие ручки и ножки, маленькие бантиком губки. Со своим тонким, почти детским голоском и розовым миловидным лицом она могла показаться простушкой, если бы не взгляд серых серьезных все понимающих глаз. И подлинная женственность и юмор. Над собой прежде всего. О себе говорила она редко, но цену себе знала. Меня удивляла ее образованность. Китаистка, она знала кроме китайского и японского, английский и французский языки. Специалисты говорили мне о солидности ее знаний о Китае. Характер имела ровный, сдержанный. Я думал долго, что это от хорошего домашнего воспитания (полагал, что она из дворян). Однажды она с улыбкой рассказала о полунищем своем детстве в мещанской семье в Ярославле. Все что освоила, узнала — все сама. Провинциальный пединститут и семья не причем.
Все годы, что я ее знаю, она была больна — туберкулез легких и масса сопутствующих заболеваний. Осенью и весной ей становилось совсем невмоготу. Тогда она стремилась уехать куда-нибудь подальше, в санаторий, в деревню, чтобы друзья не видели ее страданий. О болезнях говорить не любила. А если заходил разговор, то улыбалась виновато — «вот порчу людям настроение». Но что-то обреченное я в ее глазах всегда читал. Держалась Мила великолепно, но непрочность свою скрыть не могла, это еще до рака чувствовалось — не жилец.
Чувство недолговечности (я убежден, что сама она хорошо знала свою судьбу) заставляло ее спешить. Мила ездила на Байкал, в Кяхту, была в Китае. Там, уклонившись от официальных маршрутов, добралась в Южных районах до глухомани, где и европейца не видели. За ней по улицам маленького города бежали китайцы и кричали «Большая белая женщина!»
Также торопливо, боясь упустить, вбирала она в себя все земные радости: не пропускала художественных выставок, интересных спектаклей, книг, людей. Как истинно русский человек, любила общение и умела организовать дома сердечные чаепития с хорошими, умными людьми. Ее любили и людей вокруг было всегда много. На людей времени она не жалела. Были подруги очень верные, были какие-то старухи интеллигентки, которым надо было срочно отвезти книгу, развлечь их, ободрить, успокоить. Были у Милы и друзья-мужчины. Несмотря на несколько необычный ее внешний облик связи ее были глубокими, долгими и всегда интеллектуальными.
Ей дано было от рождения абсолютное чувство вкуса — в одежде, в прическе, в слове, во всем, включая любимые безделушки.
Я теперь вижу: она была сильным человеком, сильным в преодолении страданий, в постижении науки, в быту, который давался ей тяжело. Малейший просвет в страданиях спешила заполнить радостью; искусством, общением, поездками. Конечно, мы не всегда ее понимали. Я спросил у Аиды, ее самой близкой подруги, женщины неглупой и серьезной, успела ли Мила завершить свою вторую книгу. «Книга, книга, — проворчала А. — Почему-то все беспокоятся о книге. Будь у Милки в порядке ее женская судьба, не надо было бы заниматься книгой, да и вся научная возня была бы ни к чему». Вот оказывается что! О женской судьбе своей Мила говорила также мало, как и о болезнях: зачем людям знать о чужой боли?
Мила Стужина ушла. Она была моим другом, моим единомышленником. Я виноват перед ней. В последние годы, когда мы разошлись, она несколько раз настойчиво призывала меня. Я не знал, что она так плоха и не уделил ей времени. Теперь вижу — грех. Передают, что перед смертью Мила с благодарностью вспомнила обо мне, как о человеке, который скрасил ее жизнь. Это были слова прощения. Но заслужил ли я их…
Свободное копирование
