В первый год учёбы ближе всех я сошёлся с Женей Ромашовым, приехавшим из Подмосковья, - кондовым «русаком», так и не освоившим за 4 года учёбы во Львове даже азов украинской речи, а также поляком Казимиром Копачинским и украинцем с Волыни Василием Свержевским, ставшим моим закадычным другом.
Женя, будучи по природе добрым и тихим парнем, глуховатым из-за перенесённой в раннем детстве болезни, очень переживал от этого недуга, особенно ещё и потому, что был довольно симпатичен и нравился девушкам, которые к нему «приставали». Он же стеснялся признаться им, что часто не слышал их слов…
Я его как-то по-своему старался опекать и помогать в общении.
Да, студенты, конечно, были в техникуме разные. Были и такие, как, например, симпатичный городской парень Данкевич, который, проучившись всего один семестр, вдруг «разочаровался» в профессии геолога – стал как-то часто рассуждать на переменах о других «хороших» профессиях, в частности -… дантиста («которые хорошо зарабатывают»). Меня, как и многих ребят, апологетов геологической романтики, оскорблял такой прагматизм (как можно – променять «романтику дальних походов и приключений» на ковыряние в чужих гнилых зубах – хуже не придумаешь!). Вскоре он «исчез» из техникума.
Был ещё один «приблудный» оригинал – некто Сёмка Вольфсон – парень с довольно несуразной фигурой: коротким тонким туловищем и длинной шеей, увенчанных головой с большой кудрявой шевелюрой. Он тоже быстро промелькнул на техникумовском «небосводе», не проучившись и одного года… Спустя пятнадцать лет, приехав во Львов уже в отпуск с Дальнего Востока, я как-то зашёл в кинотеатр, где в послевоенные времена в фойе перед сеансами обычно «вживую» под оркестр исполнялись различные вокальные номера. Объявили: «Солист оркестра Сим;н Вольфсон исполнит такую-то песню». Вышел возмужавший и пижонистый красав;ц (с ударением на последнем слоге) с большим завитым модным «коком» на голове – наш Сёмка - и весьма приличным баритоном исполнил, не помню уже какой, популярный в то время шлягер…
Что ж, наверно, большинство из нас рано или поздно находит какое-то своё место в жизни, а некоторые, возможно, и своё истинное призвание…
Вспомнился ещё флегматичный и слабоватый в учёбе парень по фамилии Левченко, который, поступая в техникум учиться «на геолога», вероятно, полагал, что это профессия – для «искателей сокровищ». Когда на учебной практике после 1-го курса он впервые увидел небольшие жёлтые блестки серного колчедана - железистого минерала пирита (внешне похожего на золото), он чуть ли не силой оттёр всех «золотоискателей» и сам загрёб все «сокровища»… Он был родом из деревни в Житомирской области, где родился и его двоюродный дядя адмирал Гордей Иванович Левченко, прославившийся в годы Отечественной войны. Поскольку половина села носило фамилию Левченко, то он, как и все носители этой фамилии, постоянно уточнял степень родства с именитым земляком, уехавшим из деревни «учиться на моряка» ещё до революции, и при случае не упускал случая воспользоваться его покровительством – стать его протеже. Судя по его разговорам в общаге, он на это очень надеялся… Не знаю только, как этому хлопцу с "куркулискими» (кулацкими) замашками помогло такое родство.
Казимир (Kazimierz) Копачинский был коренной львовянин, из интеллигентной польской семьи. Хорошо учился, был спортсменом – играл в малораспространённый тогда «буржуазный» вид спорта - большой теннис, даже имел по нему 1-й разряд. В общении я шутя часто называл этого не по годам степенного и деликатного парня «паном Копачинским», обращаясь к нему по какому-нибудь неясному вопросу, например, так: «czy pan Kopachi;sky my;li w tej sprawie» («что думает пан по этому вопросу»). Разговорный польский худо-бедно я освоил быстро - до сих пор понимаю польскую речь и могу разговаривать на бытовом уровне, читаю и понимаю практически без словаря простые польские тексты. В польском языке ведь много слов сходных с украинским (или наоборот?)…
Казимир был очень вежливым, культурным и, пожалуй, самым политизированным студентом в группе. Меня он считал кем-то вроде сочувствующего «западным ценностям» диссидентом (тогда это слово, обозначающее в переводе с английского "инакомыслящий», ещё не знали и не употребляли) – из-за моей относительной развитости и, в частности, интересу к передачам зарубежных радиостанций – «Голоса Америки», «Свобода» и «Би-Би-Си» (British Broadcasting Corporation). Передачи этих радиостанций на русском языке, в отличие от польско-язычного зарубежного вещания (для жителей соседней Польши), наши власти тогда глушили (с помощью различных низкочастотных сигналов на тех же радиоволнах). Глушили, как тогда считалось, чтобы советские люди, слушая эти (часто «антисоветские», но иногда и правдивые) передачи, не «заразились» западной буржуазной идеологией в трактовке событий внутренней жизни и внешней политики» нашей страны… Поэтому Казимир «ловил» эти радиостанции в эфире и делился со мной всеми новостями (в «забугорной» их интерпретации), тон в которой задавали, особенно в начале так называемой «холодной войны» (в конце 40-х – начале 50-х годов – см. Википедию), в основном, профессиональные зарубежные англо-американские пропагандисты, а также перебежчики и предатели, часть из которых была завербована ещё немецкими фашистами в Отечественную войну, а затем «прикормлена» американцами и англичанами…
Замечу, что лишь гораздо позже, в 60-70-е годы после хрущёвской «оттепели», в СССР и восточно-европейских странах появились «настоящие» диссиденты-антисоветчики - люди, несогласные с коммунистическим режимом и порядками в этих странах, которым удавалось эмигрировать, а часто просто нелегально сбежать «за бугор», либо которые были насильно высланы за границу властями… В те времена выезд за границу был разрешён только известным и «большим» людям – некоторым писателям и артистам, дипломатам и членам делегаций правительственных и общественных организаций. Рядовым гражданам «просто так» выехать за границу в качестве туриста было практически невозможно – визы редко кому выдавали…
Свободное копирование
