Львовский техникум - 5

 …Контингент учащихся был довольно пёстр – в основном это были деревенские хлопцы, приехавшие учиться из Львовской и соседних западно-украинских областей. Они жили в общежитии, комнаты которого занимали два крыла большого четырёхугольного здания техникума с двором-колодцем внутри. «Жильцами» в общаге, за редким исключением (вроде нескольких «фронтовиков» и «городских голодранцев» («миськых злыдней») вроде меня, и были, в основном, эти хлопцы из окрестных деревень, которые обычно на выходные и праздники уезжали на побывку домой к родне в свои деревни и возвращались с «торбами» (матерчатыми сумками и мешками), набитыми свежевыпеченным деревенским хлебом, салом и прочей вкуснятиной. Не забывали сердобольные родители положить в торбу и пару бутылок синей «бурякивки» - крепкого самогона (буряковка – от «буряка», свеклы по-украински). Не забудем, что в то время ещё действовала карточная система на многие продукты (кроме хлеба), жизнь в городах было голодноватая... Кое-что из угощений перепадало и мне, поскольку я помогал многим «отстающим» в учёбе, особенно когда наступала пора сдавать курсовые работы. Тут я, конечно, не отказывался от деревенских угощений и немного отъедался…

 Относительно небольшую прослойку составляли «городские», некоторые даже из вполне «интеллигентных» семей, невесть зачем поступившие в этот «плебейский» техникум – то ли из-за надежды на «романтику» профессии, то ли из меркантильных соображений (или и того и другого вместе взятых). Демобилизованные фронтовики (около 10-15 человек – в основном на эксплуатационном отделении) составляли привилегированную касту – в том смысле, что к их учёбе преподаватели относились более, чем снисходительно. Ходили они в выцветших гимнастёрках или френчах и шинелях, держались очень независимо. Директор техникума Форостецкий – матёрый усатый потомственный горняк, рассуждал весьма прагматично и, говорят, неоднократно давал негласные указания преподавателям «не мучить» фронтовых ребят разной теорией, ибо на шахтах, где им предстояло работать в должности прорабов или начальников участков, в забое среди шахтёров им понадобятся только их «солдатская выносливость, командирские навыки и крепкие глотки»... Помню одного такого будущего горняка, хорошего и простого, но довольно туповатого парня-служаку, который всегда кроме наградных колодок - маленьких цветных пластмассовых полосок (менее громоздких, чем металлические ордена и медали) - носил огромный жёлтый польский крест, один вид которого производил такое магическое воздействие на некоторых преподавателей со «штатским» менталитетом (многие из которых были польского происхождения), что те, принимая у него экзамен, часто как-то смущались и торопились скорее поставить ему хорошую оценку и отпустить, не задавая «лишних» вопросов. Наш староста группы Валька Спиридонов - тоже бывший фронтовик, добродушный и немного безалаберный парень - часто отсутствовал на занятиях и, в основном, пропадал (подрабатывал) на различных «шабашках». В техникуме появлялся иногда лишь к концу лекций, когда требовалось заполнять табель о посещаемости студентов группы. Экзамены он сдавал тоже оригинально: обычно заходил в аудиторию из последних и, чуть ли не нависая над столом, где обычно сидели преподаватель и ассистент, как бы машинально крутил на руке и гремел увесистой связкой ключей перед носом экзаменаторов, прося быстрей его отпустить, так как он, дескать, должен скорее спешить на ночное дежурство, чтобы закрыть кабинеты в тресте «Львовуглеразведка», где он подрабатывал ночным сторожем... Уставшие за день преподаватели обычно задавали ему лишь пару «проходных» лёгких вопросов и отпускали побыстрее - вместе со стандартной «фронтовой» четвёркой в зачётке…

 Вспоминаются многие мои товарищи и соученики. Ниже охарактеризую некоторых из них.

 Женя Вотинов, страдавший аллергией умница-книжник, несколько болезненно самолюбивый красивый парень. Сын офицера, живший два года до техникума с отцом в послевоенном гарнизоне. От него я впервые узнал о довольно «затхлом» быте заштатных военных городков, нравах, царивших в офицерской среде (пьянках, широко распространённых адюльтерах и т. п.), хорошо отображённых впоследствии, спустя 40 лет, в прекрасном фильме П. Тодоровского «Анкор, ещё анкор». Я не мог поверить, когда Женя говорил мне, что нравы в офицерской среде мало изменились с царских времён, когда А. И. Куприн написал свой знаменитый «Поединок»… Действительно, многие оставшиеся в рядах Советской Армии боевые офицеры после окончания войны с трудом «вписывались» в мирные будни и буквально деградировали от рутины воинской службы в послевоенное время, когда перед ними уже не было только одной, но великой, цели – победить врага. Многие как бы почувствовали себя «на гражданке« лишними… И их «засасасывала» служебная текучка, состоявшая, в основном только из строевой муштры, военно-политической подготовки и забот о получении очередной звёздочки…

 Герман Горев был единственным в группе, которому удалось до учёбы «понюхать геологического пороху» – поработать до техникума в Средней Азии в геологической партии коллектором. После завершения учёбы он вернулся туда обратно, преуспел в служебной карьере и даже стал Лауреатом Ленинской премии за участие в открытии крупного месторождения урана…

 Генка Лунёв – сын директора завода (и в те времена мы уже чётко разделяли товарищей по занимаемым их семьями социальным нишам). На первом курсе увлекался древней историй Руси, приводя в тихий восторг нашего историка Домарева знанием всех разветвлений в «генеалогических древах» русских князей и бояр ещё во времена до воцарения династии Романовых. Его никогда не вызывали к доске, лишь иногда Домарев просил что-то уточнить с места в назидание прочим рядовым олухам. Я тоже хорошо знал предмет, всегда получал свою «законную» пятёрку, но до Лунева мне было далеко: дебри русской истории меня не увлекали. Я больше интересовался совремённой политикой и общественной деятельностью, мечтая в будущем стать дипломатом. Я уже тогда увлёкся книгами академика Е. Тарле о Наполеоне, прочитал многие тома «Истории дипломатии», а также переводную «Историю секретной службы» английского автора Райяна…

 Из «городских» следует упомянуть также Юрия Курапова и Вадима Добровольского – наших неизменных активистов, образовавших «фирменный» юмористический дуэт на вечерах художественной самодеятельности, где «первую скрипку» играл, конечно, Вадим – талантливый прирождённый комик. Курапов больше слыл комсомольским «функционером» (сделавшим впоследствии неплохую партийную карьеру на борьбе с разными «измами» - космополитизмом, буржуазным национализмом и т. п.), которая широко развернулась в конце 40-х и начале 50-х годов в учебных заведениях по всей стране, а на Западной Украине - в особенности. Об этом расскажу дальше.

 Ещё «промелькнул» в памяти жизнерадостный бывший морячок - «хохол» с Полтавщины - Павел Лисовой – не очень способный к учению, но за счёт своего весёлого характера всегда нравившийся преподавателям, относившимся к нему всегда весьма благосклонно… Его койка в общаге, заправленная по всем канонам флотского регламента и дисциплины, стояла рядом с моей и всегда являлась предметом моей безнадёжной зависти: в умении заправить свою я, конечно, никогда не мог достичь такого совершенства…