Ближе к зиме обстановка даже в относительно материально благополучном Прикарпатье стала напряжённее. В Западную Украину, в эти относительно «хлебные» ещё места, хлынули на поездах в поисках заработка и хлеба толпы крестьян из соседней Молдавии, поля которой (как и на всей восточной Украине и, отчасти, Кубани) были поражены сильнейшей засухой. Практически все «первые послевоенные» хлеба выгорели.
В эту тяжёлую зиму стояли необычно сильные для Прикарпатья морозы. Сотни молдаван в своих смушковых шапках и лёгких овечьих полушубках (в Южной хлеборобной Молдавии обычно зимы тёплые) бродили по городу в поисках работы, хлеба и какой-либо провизии для остававшихся дома обычно многодетных семей. Многие просили милостыню. Ночевать их в дома местные жители не пускали, поэтому бедняги, не привыкшие к таким неожиданным морозам, часто замерзали прямо на улицах. Я сам дважды, идя рано утром в школу, видел ещё не убранные лежавшие в снегу замёрзшие трупы молдаван. Это «нашествие» голодных «сограждан» из соседней республики было неожиданным для местных властей. Они не нашли ничего лучшего как отлавливать с помощью милиции приезжих, грузить их в товарняки и отправлять обратно в Молдавию… Вот бы так же и сейчас научились отправлять обратно домой десятки и сотни тысяч нынешних нелегальных «гастарбайтеров» из Средней Азии и Вьетнама, заполонивших российские города и веси…
В маленьком Станиславе местному населению тоже было нелегко с пропитанием. На одни «иждивенческие» карточки людям, не имевшим работы жить было трудно. В эту первую послевоенную зиму мама тоже никак не могла утроиться куда-либо. Пришлось искать какой-то приработок в «торговой» сфере.
Станиславский рынок, однако, исправно функционировал (засуха Прикарпатье практически не затронула) и был заполнен продуктами, которые привозили зажиточные крестьяне из соседних деревень. Обычно такие «газда и газдыня» («хозяин и хозяйка» – на местном диалекте) приезжали зимой на базар в дублёных овчинных полушубках и шапках (платках), часто в кожаных сапогах или такой же мягкой обуви - кожаных лаптях, которые изготавливались из мягкой коровьей или свиной кожи. Обувь одевались на так называемые «капчуры» – гетры-чулки, которые плелись из шерсти. Приехавшие из карпатской глубинки селяне - на возах, заполненных продуктами собственного крестьянского хозяйства, запряженных обычно «справными», ухоженными лошадьми - являли собой достаточно колоритную картину...
Какие-либо «пункты» общественного питания (типа кафе или «забегаловок») на базарах в те времена отсутствовали. Поэтому здесь стали появляться «энтузиасты» - торговцы-одиночки, продававшие чай и пирожки собственного изготовления.
Помыкавшись без работы, мама придумала готовить и носить на этот расположенный недалеко от нашего дома базар горячую картошку, переброшенную мясной тушонкой (последняя была широко распространённым в торговле обменным продуктом, выдававшемся на карточки). В морозные зимние месяцы такое блюдо замёрзшими и проголодавшимися торгашами расхватывалось быстро: в принесенные тарелки из большого утеплённого бака накладывалась картошка, к ней прилагался дополнительный кусок хлеба и – только успевай собирать тарелки и приносить новый полный бак… Обычно рядом с нашей картошкой «пристраивался» ещё и какой-нибудь «самовар» - торговец чаем – и самодеятельный «общепит» исправно функционировал. Мама обычно выносила на базар своё «кафе» два раза в день – до и после обеда. Придя со школы, я обычно помогал ей торговать во второй заход – благо, что всё распродавалось практически в течение часа… Так продержались до весны.
Потом мама устроилась работать в какую-то фабричную столовую калькулятором. Зарплата была мизерная, но там можно было питаться и покупать по закупочным ценам разные продуктовые полуфабрикаты и «отходы производства» («ободранные» говяжьи мослы с остатками мяса).
Свободное копирование
