После выписки из роддома приехал из «неметчины» твой папаша. Привёз кучу фотографий, впечатлений и подарков. Ему там пришлось сильно экономить на еде и сигаретах, чтобы купить всё это. Тогда он привёз такую крошечную, почти игрушечную, позолоченную кофейную чашечку с блюдцем. Папаша достал осторожно эту прелестную пару и сказал:
– Карлхайнц подарил это на рождение сына.
Эту кукольную чашечку я так берегла и суеверно оберегала ото всяких катаклизмов. Как только у тебя родился твой сыночек Тёма, я подарила эту реликвию твоей жене Ане. Не знаю, сумела ли она понять этот подарок и отнестись к нему бережно. Но это уже меня не касается. Ведь я эту реликвию не отдала своему первому внуку, сыну дочери, хотя и он на неё имеет такое же право, как и Тёма. Но решила, что от отца эта вещица должна перейти к сыну его сына. Извини, дорогой сынок, что это не оказалось кольцом с бриллиантом или счётом в швейцарском банке. Что папаша твой смог, то и получилось.
А тогда мы были безумно счастливы: наконец, мы вместе, ты с нами. Поначалу мы чуть не дрались за право гулять с тобой. Поэтому делали это совместно: укладывали тебя в коляску, она была зелёного, как летняя трава, цвета. Была уже третья декада августа, не так-то и жарко. Тебя упаковывали в прогулочный мешок, который я сшила из своего огромного зелёного мохерового шарфа и украсила оборкой из красной капроновой ленты. Мешок был тёплый, с прокладкой из шерстяного одеяльца и подкладкой из бордовой тафты. Просто роскошный кулёк для таких прогулок, потом он и твоей сестричке сослужил добрую службу. А мы принаряжались в немецкие обновки и степенно и гордо толкали перед собой коляску, и вели при этом задушевные беседы, потому что, чего-чего, а скуки с твоим папашей у нас никогда не было.
Записи в книжке-календаре появляются только с 10 октября. Наверное, в сентябре факультет был на картошке, поэтому только с октября начались занятия. (Мои предположения подтверждаются: в руки попала наша учебная газета «Журналист», где есть и про эту осень и картошку). Мы тебя, конечно же, потащили за собой в Москву. Чистили и мыли комнату, травили тараканов, а тебя отнесли в ванную, где ты лежал в своей ванночке, поставленной в нашу большую ванну. Другого места для тебя не нашлось. У нас была отдельная комната и при ней совмещённый туалет. Считалось, что мы очень хорошо устроились. (В этой комнате произошло менее чем через год и первое крушение моего семейного счастья. Так что, вспомнить есть что).
«19 октября, среда. К ортопеду ребёнка с утра. Попросить рецепт на кефир детский».
«1 ноября, вторник. Шереля – прогулять».
«4 ноября, пятница. Сашеньку в больницу к врачу».
Тут больницей называется детская консультация. А Шерель – это радиотеатр по радиожурналистике, который вёл этот преподаватель. И уже до конца года не обнаруживаются более никакие записи в этом блокноте. Там, где адреса и телефоны, на букву «м» записано:
«Михайлова Ольга Игоревна – леч. гинеколог – 139-28-14», – а потом номер зачёркнут. Видно, мой резус-фактор крови не повлиял плохо на твоё здоровье, и уже не надо было часто обращаться к этому доктору, которая, вольно или невольно, стала твоей крёстной матерью. Но тогда мы все были атеистами, и было бы позором, если студенты «партийного» факультета журналистики станут крестить ребёнка. Так и рос ты некрещёным.
Да ещё на букву «у» есть запись:
«Уход за детьми и младенцами» Бенджамин М. Спок (амер.)».
Это вообще считалось предметом всех мечтаний – заполучить доктора Спока. Теперь у меня две одинаковые книги стоят в шкафу, но отчего-то никто не спросит о нём. Наверное, у твоей жены есть. А может, теперь новые авторитеты в воспитании младенцев. В наше время нас удивляли ещё Никитины, у которых была куча детей, и они их воспитывали по-спартански: босиком по снегу. Но тебя, сынок, мы растили с такой же любовью и негой, с какой и зачали. Только ты был такой беспокойный, такой требовательный, что измучил нас, и часто ссорились мы с твоим папашей по разным поводам, связанным с уходом за младенцем. Но всё почти истёрлось и исчезло из памяти, только муки от недосыпа я так забыть и не могу.
И у отца твоего, всегда жаждущего «покемарить», был хронический недосып. Как-то я решила помыться в душе, оставила его с тобой. Он перед этим тоже из ванны вышел, надел махровый халат, прилёг полежать. Ты по кровати ползал. Папашка твой сладко засопел, разморенный после ванны, уже совсем не обращая на тебя внимание. Ты ведь тоже был после мытья в большое полотенце укутан. Но потом, оказалось, ты не уснул, как должен был, а завозился и освободился от полотенца. Голенький, ползал-ползал, потом, словно на горшок, присел на папенькину раскрытую ладонь, щедро освободился от того, что тебе мешало в кишочках, и тут же рядышком уснул. Когда я пришла из душа, я лицезрела запоминающуюся картинку: вы с папенькой крепко спали. Папа твой лежал, широко распахнув халат, откинув руку в сторону. Где-то возле его голых, поросших густыми волосами ног, ты сладко посапывал, голенький, слегка прикрытый полотенцем. Венцом картинки была аккуратная кучка твоих какашек в раскрытой ладони твоего папашки. Я не догадалась запечатлеть это на фото. Удивительно, что ты всё совершил аккуратно и чисто: оно было только в ладони и больше нигде никаких следов.
Я тут ещё отыскала тетрадку в красном блестящем переплёте. Это тоже ежедневник, за 1977 год. Отмечено число 8 августа и записано с указательной стрелочкой: «Человек родился!!!».
Сначала идут наклеенные вырезки из журналов «Здоровье», «Работница» – самых тогда авторитетных изданий. Выбора ведь не было. «Основные элементы режима дня ребенка до года», «Прикорм», рецепты разных блюд для тебя, крошки-сына. Моей рукой записано примерное меню ребёнка 9-12 месяцев. Это значит, вырезать нельзя было, пришлось переписывать. Дальше про зубки, клизмы, гимнастику и массаж. Далее конспекты из «Московского комсомольца», где печатали опыт Никитиных по воспитанию новых маугли.
Я переписывала таблицы и схемы режима дня: сколько спать, сколько гулять, сколько раз тебя кормить… Но тут ты в схемы не укладывался. Запись от 12 октября 1977 года тому подтверждение.
«Перешли на 6-ти разовое питание. Но затем пришлось вернуться на 7-ми разовое». Позднее дописано: «Но к трём месяцам режим установился твёрдый: 6 раз в день кормление по 120-150 г кефир + молоко (мамино)».
В этой красной тетради ещё много ценного записано о том, как твои первые деньки проходили.
«7 октября. Первое посещение детской поликлиники. Получил прививку от полиемилита».
«8 октября. Положили на животик, и удивил нас тем, что очень высоко поднял головку и хорошо и долго её держал».
«10 октября. Кормили «Неженкой» – яблочное пюре со сливками и сахаром. Воспринял хорошо».
«11 октября. Съел «Неженку», очень много. Когда папа предлагал ему вечером, то отказался».
Это тебе чуть больше 2-х месяцев. И уже ты – особо умный и особо одарённый.
«12 октября. Сегодня после вечернего гуляния во время которого он спокойно бодрствовал и всё следил глазами за папой, он начал «разговаривать» со своей игрушкой. Мама так перевела его лепет:
– Давай знакомиться. Тебя как зовут? Меня Сашкой. Я только что погулял и у меня хорошее настроение сейчас.
Ему сегодня впервые дали воду с земляникой. Пока ничего. Ел «Неженку», но мало».
А это уже позднее.
«23 января-78. Ребёнку шестой месяц. Он уже сам сидит, не очень уверенно, но хорошо. С удовольствием стоит в кроватке. У него есть свои любимые игрушки. (Среди множества, данных ему, выбирает любимые).
Поёт, гулит, пытается что-то говорить. Когда я ему надевала штанишки, он начал брыкаться и сказал: «Ма, уди». Я считаю, что это первые проблески его сознания (речевого).
Зубки режутся. Сегодня он вообще не в духе из-за этого. Уже видны две беленькие точечки и об них стучит чайная ложка.
Ест почти всё, что нужно в этом возрасте: кефир, молоко, яичко, творог, пюре овощное, сок.»
Свободное копирование
