На съемку эпизода «уборка ферганских гранатов» мы поехали в город Куву. Несмотря на просьбы Эсона остаться, я взял его на эту съемку. Потому что кувинские гранаты знали не только в Ферганской долине, вкус и аромат кувинского граната ценился по всей республике и по всему Советскому Союзу. И, конечно же, Эсон Алимович был доволен, что поехал со мной на съемку.
В воображении Малика Каюмова сложился такой кадр – кувинские перепады Большого Ферганского канала. С большой высоты вода падает с уступа на уступ, разлетаясь на тысячи брызг. На этом фоне «узбекской Ниагары» – гранатовое дерево, на котором висят растрескавшиеся от переизбытка сока кувинские гранаты. Ничего не поделаешь, Каюмов вообразил – нам исполнять. Гранатового сада рядом с этим перепадом не было. Пришлось срубить гранатовое дерево, перенести его к бушующей воде, закрепить это дерево и как на новогоднюю елку вешать вместо игрушек растрескавшиеся от переизбытка жизненных сил гранаты. Местные руководители переусердствовали, им очень хотелось помочь нам и самим оказаться на экране. Вместо одного дерева, которое мы просили, они спилили три. Вместо двадцати-тридцати раскрывшихся гранатов они привезли, по меньшей мере, полтонны этих великолепных плодов.
Где-то через час кусочек берега преобразился. Гранатовое дерево с невероятным урожаем – фантастическое зрелище. Белоснежные брызги разбивающейся о камни воды и ярко-красные зерна. Искрящиеся на солнце зерна кувинского граната. Это была очень красивая съемка. Мы переставляли эти увешанные гранатами деревья с места на место, пытаясь найти еще лучший ракурс, более выразительную композицию сочетания цвета и света.
К вечеру съемка закончилась. Группа, усталая и счастливая, отправлялась назад, в Маргилан. Хозяева разобрали эти гранатовые елки. Уложили растресканные плоды в ящики и погрузили их в нашу машину. Мы отказывались, но они резонно замечали:
– Что, их в канал выбросить, что ли?
С того дня после каждого ужина у нас начиналась так называемая «гранатотерапия». Группа усаживалась за столом. На стол вываливалась гора гранатов, которые быстро поедались с великим удовольствием. Мы уже привыкли к гранатовым застольям, и однажды вдруг оказалось, что они кончились. Эсон Алимович куда-то вышел из комнаты, а на съемке мы видели, что он собрал в небольшой мешок целые гранаты. Они лежали у него под кроватью. Усталость притупила наше сознание. Мы залезли под кровать Эсона Каримова, достали мешок и высыпали его содержимое на стол. В этот момент вошел хозяин мешка. Он посмотрел на нас с укором, грустью и с сожалением. И тихо сказал:
– А ведь я эти гранаты отбирал для больного ребенка.
– Да бросьте, Эсон Алимович, завтра мы с вами поедем в тот же сад и вы наберете еще лучших гранат. А если пожелаете, я дам команду, и сюда в гостиницу вам привезут двадцать ящиков.
Эсон Алимович молчал. Он смотрел своими выразительными глазами, в которых никогда не отражалось злости, но в этот момент они выражали презрение. Он тихо сказал:
– Разве вы не поняли, что я собирал эти гранаты для своей больной дочки.
Когда не стало Эсона Каримова, мне часто виделись его глаза. Тот памятный взгляд в Маргилане. Он стал для меня предупреждением, что нельзя бесцеремонно обращаться с человеком, нельзя плевать ему в душу. Эсон Каримов относился к той категории людей, которых можно было легко обидеть взглядом, жестом, словом…
Свободное копирование
