Съемочная группа фильма «Один из первых» побывала в Самарканде. Мы старались найти те места, которые Еремян перенес на свои полотна. Но Варшам Никитович мало писал знаменитые памятники, которые были на виду и на слуху у художников, приезжавших в Самарканд за восточной экзотикой. Варшам Никитович пешком прошел по древнему Афросиабу. Он накапливал в блокноте и в своей душе те чувства уважения к памяти безвестных мастеров, создавших уникальные творения на этой земле. Бесконечные походы с этюдником впоследствии превратились в богатейшую творческую кладовую, из которой черпал вдохновение кинохудожник Варшам Еремян. На одной из страниц «Путевого блокнота» Еремяна была нарисована красивая мечеть, мы долго не могли ее найти. Архитектурные детали мечети просматривались на одном из эскизов к фильму «Алишер Навои», к одному из центральных эпизодов фильма «Сад поэтов». Камиль Ярматович сказал, что эпизод снимался где-то под Самаркандом, но он точно не помнит того места. Самаркандские старожилы подсказали, что некоторые съемки велись в мечети Ходжи Ахрара. И вот мы на месте – тот же хауз, та же тысячелетняя чинара, великолепная старинная мечеть и удивительная тишина. Может быть такая же, как и тогда, пятьсот лет назад, когда звучал здесь голос Алишера Навои. Камиль Ярматов бесконечно доверял вкусу Еремяна и рассказывал, что когда Варшам Никитович привез его в Ходжи Ахрар, то не сказал, какой эпизод задумал снимать здесь, но стоило Ярматову переступить порог этой мечети, он понял, что вошел в «Сад поэтов».
В визире камеры, которая глядела на тысячелетнюю чинару, в странном переплетении ветвей то возникал, то исчезал облик Еремяна, а ветер, перебирая листья, все повторял и повторял:
– Вар-ш-а-а-м!.. Вар-ш-а-а-м!..
Камиль Ярматович рассказывал, что для эпизода встречи Хусейна Байкары с Алишером Навои Варшам Никитович предложил покрасить белоснежный зал дворца в черный цвет. Он предложил одеть Хусейна Байкару в черную одежду, а Алишера Навои во все белое. Прошло более полувека – фильм «Алишер Навои» стал частью золотого фонда мирового кино. И шагает по экранам мира в ослепительно белых одеждах Алишер Навои в черном зале мракобесия. Слова Алишера Навои: «Как жаль, что я всю жизнь нес лампаду перед слепым…», – приобретают особый, неповторимый смысл в придуманном Варшамом Еремяном мире… Фильм о художнике шел много раз по узбекскому телевидению. Наверное, такова уж сущность таланта – чем больше рассматриваешь произведение, тем больше оно открывает все новые и новые грани. Наша группа была счастлива прикоснуться к творчеству Варшама Еремяна и отдать посильную дань его памяти.
В негативном архиве Макса Пенсона есть фотопортрет Варшама Еремяна. Он сидит в кресле с самокруткой в руке. Колечко дыма зависло на уровне его широко раскрытых глаз, глядящих прямо в объектив. Фотография выполнена в темных тонах – темный фон, темное кресло, загорелое лицо и только сверкающие глаза, да колечко дыма. Таким увидел его Макс Пенсон.
Судьба подарила им знакомство друг с другом…
В жизни ничего не бывает случайного.
После одной из съемок встречи руководителя Узбекистана с детьми мы подарили ему фотокнигу Валерия Стигнеева «Человек. Его дело».
Автор сумел найти необычайное публицистическое сопоставление фотографий. В книге были представлены фотографии рук Ойстраха и рук рабочего, знаменитого хирурга и прославленного сталевара. Интересное сопоставление человека и его дела. Очень добрая книжка в необычном ракурсе показывала, раскрывала человеческую суть вдохновения, человеческую суть творчества.
В книгу была вложена записка, что хлопкоробы Узбекистана – великие труженики, великие мастера своего дела. Они достойны того, чтобы и о них была создана подобная фотокнига. Положительная реакция последовала незамедлительно, буквально на следующий день…
Но тут вдруг на меня нашло чувство страха: с чего начать работу над книгой? И вот тогда, может быть, впервые я засел за отцовские негативы. Под руку попалась коробка с надписью «хлопководство». В ней были собраны материалы, которые он снимал по хлопку, но никогда не печатал.
На одной из фотографий два русских землемера отмеряли делянку. А дехканин наклонился, и у него было странное выражение лица. Недоверия и надежды, что ему сейчас дадут клочок земли. На другой фотографии шли люди и на своих плечах тянули мешки с хлопком на большие бунты. Отец терпеливо снимал весь процесс подготовки хлопковых семян. Как их замачивают, потом проращивают в маленьких баночках, а затем высаживают крохотные ростки на большое поле, потом окучивают кетменями, а вслед уже конной упряжкой.
То есть, все то, что осталось в архиве отца, было совершенно уникальным материалом. Ко времени работы над фотокнигой в Узбекистане засевалось хлопком почти 4 миллиона гектаров земли. Отец благодаря художнической интуиции почувствовал, что присутствует при зарождении очень важного дела, которое через несколько десятилетий превратится в механизированную отрасль сельского хозяйства. Сейчас никому в голову не придет, что вручную можно покорить столь необъятное пространство и вырастить больше 4-5 миллионов тонн хлопка. Так пришло название первой главы «Первый миллион». Она была вся построена на исторических фотографиях Макса Пенсона. Вторая глава получила название «Золотые руки», далее шла глава «Хлопок и промышленность». Потому что без промышленности, которая должна была обеспечивать хлопководство машинами, развивать его было невозможно. Возникла необходимость и в главе «Хлопок и наука». Была отдельная глава «Вода – это жизнь». Потому что при поливном земледелии в Узбекистане, вода – это основа основ. Вода помогла оживить миллионы гектаров и выращивать на этих землях богатые урожаи сельхозкультур. И завершала книжку глава «Хлопок – наше богатство». И это, действительно, было так. Благополучие Узбекистана было построено на том, что республика выращивает хлопок. Во всяком случае, это говорилось в то время, и мы все верили, что это так.
С хлопком люди связывали все свои надежды, все свои чаяния. Однажды ранней весной пошел сильный дождь. Дело было в одном из совхозов под Кокандом. Люди были готовы своим телом закрыть всходы хлопка от дождя. И когда на другое утро выглянуло солнце, то все вышли на поле с маленькими кетменями. И мужчины, и женщины, и дети. Все вышли сами, без принуждения, чтобы разрыхлить землю и дать возможность крохотным росточкам хлопка вырваться вверх.
Почему так волновала эта тема? Может быть, она передалась по наследству от отца. На тысячах, десятках тысяч фотографий Макс Пенсон пытался передать столь удивительное отношение людей к своему труду.
Отец снимал, как поднимались первые всходы. Его камера запечатлела и момент, когда считали коробочки на каждом кусте, и первую раскрывшуюся коробочку. А на одной из ранних фотографий воспроизведена сцена сдачи хлопка приемщику. На весах – обыкновенной деревянной палке – с одной стороны подвешивалась гиря, а с другой стороны привязывался мешок с хлопком. Приемщик взвешивал хлопок. И стояла очередь в несколько человек. Их лица были сведены, как судорогой, напряженным ожиданием. От того, сколько они сдадут хлопка, зависела судьба всей семьи.
Фотографию можно рассматривать бесконечно. Потому что все время находишь в ней что-то новое, удивительное, историческое и глубинное. Взять хотя бы изображение женщины. Ее фигура и лицо скрыты паранджой. Видны только глаза. На голове тюк с хлопком. И невольно задумываешься о ее судьбе. Что заставило ее выйти на поле наравне с мужчинами: раннее вдовство или беспросветная нищета, когда уже не приходится считаться с приличиями, и женщина вынуждена заниматься тяжелой поденной работой. Но, несмотря на все невзгоды судьбы, в ее облике, в ее глазах столько достоинства, что она вызывает и уважение, и интерес. Вспомнились слова Константина Симонова. Он однажды сказал, что человек, который смотрит в визир своего фотоаппарата, глядит в историю. Ранняя отцовская фотография, где сдают хлопок, это подлинная история. Остановленное мгновение правды. Мгновение времени…
Свободное копирование
