На волне памяти - 18

Мирон Пенсон. «На волне памяти…». Часть четвёртая

…Для многих людей слово «киностудия» ассоциируется с богемой. Но это не совсем так. Не зря появилось в лексиконе слово «киноиндустрия». Киностудия – это сплав творчества и производства. Взаимоотношения людей на этом производстве далеки от мифа о «красивой жизни». Киностудия – сложная система, где творческий процесс переплетается с техническим, и разделить их невозможно. Даже по названиям цехов можно понять разнообразие кинопроизводства: отдел декоративно-технического строительства – ОДТС, цех точной механики, осветительный цех, цех подготовки съемки, цех реквизита, костюмерный цех, звукоцех, монтажный цех, можно перечислить еще многие подразделения, входящие в состав киностудии, все они важны, без них невозможно снимать фильм. Но есть один цех, тоже технический, но он является как бы сердцем киностудии. Это цех обработки пленки. Усилия всех – и режиссера-постановщика, и сценариста, и кинооператора, и художника, и актера, и бутафора, и декоратора, и осветителя соединяются в «кадрике» кинопленки, которая передается в цех обработки. Метр чистой кинопленки стоит копейки, но то, что он сумел зафиксировать, становится бесценным. На всех киностудиях цех обработки пленки – приоритетный цех, потому что в его стенах производится конечный продукт – готовый кинофильм. «Узбекфильм» не был исключением.

Начальником ЦОПа работал Алик Обидов. Он закончил Московский технологический институт, получил назначение в Ташкент на какое-то химическое производство, но пришел работать на студию. Может быть потому, что на «Узбекфильме» работал его отец, заслуженный артист Узбекистана, кинорежиссер Джавад Обидов. Творческие гены отца позволили Алику Обидову соединить техническое образование с творческим началом. Его кабинет в цехе обработки пленки превратился в маленький творческий клуб, в котором собирались режиссеры, сценаристы, операторы, художники. Там всегда были стакан чая и чашка кофе. Но когда творческие споры разгорались, можно было глотнуть и более горячительного напитка. Эльер Ишмухамедов, Одельша Агишев, Али (или Алик, как мы его называли) Хамраев. Они олицетворяли в то время молодое узбекское кино. И всегда их можно было найти в цехе обработки пленки. Бесконечное общение Обидова с творческими людьми заставило Алика забывать подчас о своих обязанностях начальника цеха и большую часть времени отдавать творчеству. Он пытался писать сценарии, пытался снимать фильм. Его также увлекла работа над фотокнигами. Обидов только начинал осваивать «азы» фотографического дела, но у него было огромное желание показать на фотографиях мир, увиденный его глазами. Десятки тысяч километров мы проехали с Обидовым. Во время моей работы над фотокнигами Алик брал отпуска на студии, прилетал ко мне, а дальше мы работали вместе.

Пик нашей совместной фотографической деятельности приходился на время работы ташкентских кинофестивалей. Наши московские друзья из Госкино СССР связали нас с фирмой «Кодак», которая проводила свою рекламную компанию в рамках кинофестивалей. Фирма предоставляла огромное количество фотоматериалов, фотобумаги, фотопленки, химии для их обработки. Специальные конверты для упаковки фотографий. Для нас это была престижная и интересная работа. Алик Обидов возглавлял этот проект. Он давал задания людям, реально ориентируясь на их возможности. Он знал, на что способен тот или иной работник.

Принципиальность и организованность Обидова передавались его сотрудникам. В Ташкенте обрабатывались цветные пленки почти со всего региона – из Казахстана, Таджикистана, Киргизии. На студию приезжали их представители и начальник ЦОПа Обидов завоевывал их симпатии, и многие из них предлагали кроме технического еще и творческое сотрудничество. По сценариям, написанным Аликом Обидовым, было создано много документальных и мультипликационных фильмов. «Творческий клуб» в его кабинете был благодатной средой для этой работы. И Одельша Агишев, и Эльер Ишмухамедов, и Алик Хамраев с радостью помогали Обидову в его творчестве начинающего сценариста и режиссера. Лучшей работой Алика Обидова, снятой на киностудии «Узбектелефильм», была картина «Один из первых», рассказывающая о человеке, первым в республике удостоенном почетного звания «Народный художник Узбекистана». Это был Варшам Никитович Еремян – главный художник киностудии «Узбекфильм». Как Роман Кармен никогда не расставался с кинокамерой, так Варшам Никитович был неразлучен с блокнотом – тысячи, десятки тысяч набросков и этюдов оставил художник. Варшам Никитович любил и хорошо знал узбекскую архитектуру. Декорации, которые строил Еремян в павильонах киностудии, отличались удивительной правдой. Еремян ненавидел бутафорию. В те годы пробивались магистрали и сносились дома в старом городе. Варшам Еремян вытаскивал из-под обломков старинные двери, остатки резных колон, потолочные балки, наличники – его интересовало все: и железные цепочки ручной работы, и металлические запорные кольца на дверях. Он подбирал выброшенные кумганы, самовары, подносы и все это перевозил на киностудию. Собранный Еремяном антиквариат мог бы стать украшением любого этнографического музея. Но киностудия, которая в те годы располагалась в мечети Шейхантаур переезжала на новую территорию, и тогдашним горе-руководителям казалось, что незачем перевозить этот «хлам», эту «рухлядь» в новые хоромы. Шейхантаур разрушили – он мешал движению по вновь пробитой магистрали, и под обломками Шейхантаура оказались бесценные сокровища народного творчества, собранные Варшамом Еремяном. Варшам Никитович учился в Москве во ВХУТЕМАСе. После окончания мастерской он не вернулся на свою родину в Карабах, а отправился в город, который был Меккой многих художников, посвятивших свое творчество Востоку – город Самарканд. Поначалу жилось очень трудно. Варшам Никитович был разнорабочим, а свободное время он посвящал холсту и мольберту. Однажды его пригласили в Самаркандский реввоенсовет и попросили написать картину «Революция в Самарканде», за которую пообещали кучу денег. Через несколько дней Еремян принес «высоким» заказчикам свое произведение. Это был огромный холст в золотой багетной раме, на которую Еремян истратил последние деньги. На холсте раскинулась искусно написанная площадь Регистан, заполненная людьми. Горячее узбекское солнце освещало загорелые лица людей, единых в своем революционном порыве. Над толпой развевались на ветру кумачовые полотнища. С левой стороны полотна Варшам Еремян написал с предельной достоверностью правительственную трибуну, на которой с известным жестом – протянутой рукой стоял человек, немного похожий на председателя реввоенсовета, рядом с ним в национальных одеждах, опоясанные патронташами, увешанные карабинами и саблями военачальники, на их лицах – торжество победы. На переднем плане правой части полотна Варшам написал портрет солдата, который внимательно глядел на выступающего. В руках у него была трехлинейная винтовка. Но держал он ее почему-то штыком вниз. Картина не влезала в двери ревкома, и Варшаму Никитичу пришлось сдавать ее заказчикам во дворе. Собралось все главное начальство. Еремян торжественно развернул картину. Начальство долго и пристально рассматривало ее. Потом «самый главный» сказал:

– Ах, что ж вы, Варшам Никитович, такая замечательная картина! Так все великолепно: лица революционные, лозунги все правильные, но вот солдат на переднем плане? Его что, не учили, или он не воевал? Ну кто винтовку держит штыком вниз! Вы тоже хорош, Варшам Никитович, таких простых вещей не знаете!

– Простите, пожалуйста, в армии не служил, вот черт и попутал, – стал оправдываться Еремян, – Я исправлю это…

Гордый за свою бдительность председатель сказал снисходительно:

– Ну ладно, первый раз прощаем. Исправьте и приносите.

Еремян забрал картину, и на другой день, когда он принес ее в реввоенсовет, «нерадивый» солдат «исправился» и держал винтовку штыком вверх.

– Вот это другое дело, – сказал начальник.

Он дал команду, Еремян получил не только оговоренную сумму, но и премию, о которой распорядился председатель.

Варшам Никитович, рассказывая эту историю, всегда хохотал до упаду, ведь солдата с перевернутым штыком он нарисовал нарочно – это была его «подсадная утка», как сказали бы охотники.

– Понимаешь, – говорил он, – сколько было бы придирок, если бы не этот перевернутый штык…

Перевернутый еремяновский штык мне часто приходилось брать на вооружение. Официально на фильме «Один из первых» работали три человека: сценарист Олег Обидов, режиссер Юрий Бзаров, оператор Мирон Пенсон. Но на самом деле фильм делали бескорыстно все друзья Варшама Никитича, его ученики, его соратники.

В комбинерном цехе снимались художественные полотна Еремяна. Операторы цеха комбинированных съемок Михаил Пономарев и Владимир Морозов сняли картины не формально, а с большой любовью. Титры сделал Ной Захарович Рабинович – выдающийся художник-шрифтовик и мультипликатор. Звукооператор Нариман Шадиев прослушал сотни фонограмм, выбирая музыкальное сопровождение. С некоторой настороженностью за идейное содержание будущего фильма семья Еремяна представила его личный архив – первый путевой альбом Варшама Еремяна, который он вел на своей родине. Что ни страница, то шедевр – портреты, написанные пером, архитектурные композиции, наброски пейзажей. И на каждой странице записи мыслей и ощущений, которые были с Варшамом Никитовичем тогда. Многие его высказывания абсолютно современны, Варшам Еремян был человеком будущего. На одной из страниц были какие-то каракули, отдаленно напоминающие то ли баранов, то ли верблюдов, то ли еще каких-то животных. Варшам Никитович записал, что рисунок принадлежит мальчику Агзаму из селения Бахмал. Давая перо в руки маленького Агзама, Варшам Никитович старался разглядеть способность к творчеству. Может быть, это был первый урок в его жизни, но Еремян до конца своих дней был уверен, что людей без таланта не бывает. Важно, чтобы каждый человек сумел реализовать его. Варшам Никитович был замечательным педагогом, он воспитал целую плеяду кинохудожников: Эммануила Калантарова, Валентина Синиченко, Евгения Пушина и многих-многих других.

Алик Обидов записал очень много интервью. О нем вспоминали патриарх советского кино Виктор Шкловский, известный русский сценарист Алексей Спешнев, о Варшаме Никитовиче рассказывал Валентин Синиченко, о нем говорил известнейший советский художник, сокурсник Еремяна по ВХУТЕМАСу Василий Чуйков. Особенно проникновенно вспоминал о Варшаме Еремяне Камиль Ярматов. Творческая судьба этих двух художников переплеталась, она оборвалась, когда Варшам Никитович ушел из жизни.