На волне памяти - 15

Мирон Пенсон. «На волне памяти…». Часть третья

А тогда в 1957 году, когда мы прилетели с Маликом Каюмовичем в Нукус, снимать фильм «Моя Каракалпакия», он придумал для съемки такой эпизод, что к чабану в степь на санитарном самолете прилетают врач с медсестрой для того, чтобы провести обследование.

На другой день с Нукусского аэродрома поднялись в воздух два самолета. Санитарный самолет ПО-2, на борту которого находились врач-хирург, медсестра и пилот. А вслед за ним поднялся наш самолет ЯК-18, это такое воздушное такси. На его борту были Малик Каюмович, пилот и я. Малик Каюмович сидел рядом с пилотом впереди, а я сзади них.

Самолет поднялся в воздух. На коленях у меня лежала кинокамера «Аймо», заряженная пленкой.

Мы поднялись чуть позже того самолета. Малик Каюмович хотел снять с воздуха, как летит этот санитарный самолет.

Отодвинул защитную форточку. Шум винта оглушал, и ветер бил в лицо. И вот справа под нами показался санитарный самолет. Скорость нашего была несколько больше, и мы догнали его. Поднял камеру, но боялся нажать на гашетку: никогда в своей жизни я не видел такой удивительной красоты. Белый самолет с красным крестом летел под нами. Навсегда остались в памяти те первые минуты полета. Под нами проплывали пригороды Нукуса, хлопковые поля, сады, канал Кызкеткен. И бежала вдаль панорама земли. Была осень. Желтые деревья… Потом очень много раз мне приходилось подниматься для съемок с воздуха и на маленьких, и на больших самолетах и вертолетах, но тогда это было впервые. И это было необычайно красиво.

Смотрел в визир камеры и вдруг стал замечать, что санитарный самолет становится все крупнее и крупнее в кадре. Вижу, что он уже не вмещается в кадр. Он уже больше, чем весь кадр, хотя там стоял обычный объектив. Опускаю камеру вниз и вижу, что самолет уже рядом, и кричу:

– Стукаемся!

Пилот был слева, а самолет – справа, он его не видел. Пилот резко повернул штурвал влево, нажал на газ. Наш самолет стал уходить. Раздался странный звук. Выглянул в окошко, увидел порванное перкаль нашего самолета. Еще увидел, что самолет ПО-2 падает вниз. Увидел то мгновение, когда он упал на хлопковое поле, и облачко пыли закрыло его. Наш самолет развернулся и, не меняя курса, стал резко снижаться. Не выбирая никакой полосы, мы долетели до аэродрома. Самолет плюхнулся на землю, и пилот выключил двигатель. Наступила тишина. Малик Каюмович сидел не шелохнувшись. Потом он повернулся, и меня поразила его бледность. А он, в свою очередь, спросил:

– Ты что такой бледный?

Что я мог ему на это ответить. Мы молча выбрались из самолета. Пилот подошел к хвосту самолета и легонько ногой дотронулся до него. Кусок хвоста тут же отвалился. И он сказал:

– Если бы это случилось хотя бы три секунды назад в воздухе, то нас бы уже никого не было.

Тут к нам подбежали люди. Подъехала санитарная машина. У нас были только бледные лица. Ни одной царапинки, ни одного удара. Ничего, кроме бледных лиц.

Мы сели в машину, доехали до аэродрома. И командир летной части сказал мне:

– У тебя есть фотоаппарат?

Я говорю: есть.

– Давай, садись в машину, поедем на хлопковое поле.

Минут через 15-20 мы были уже возле того самолета. Пилот, врач и медсестра поджидали нашу машину. Вокруг собралось огромное количество мальчишек. И командир летной части говорит:

– Ну, ладно, долетались. Теперь сделай несколько фотографий вот этой машины на хлопковом поле.

Щелкнул несколько раз камерой. Врач, сестра и пилот сели в нашу машину. Мы вернулись на аэродром.

Тогда двух пилотов посадили в разные комнаты и заставили писать объяснение.

Нас с Маликом Каюмовичем тоже рассадили по разным комнатам и заставили писать наши объяснения.

Где-то часа через полтора мы вышли. И хирург глубокомысленно сказал, что сегодня, наверное, второй день нашего рождения.

Сама жизнь распорядилась, чтобы придуманный кадр, когда хирург приезжает на пастбище, чтобы сделать обследование чабану, так и не был снят для фильма «Моя Каракалпакия». А ведь это был самый первый день в моей кинооператорской профессии.