Мирон Пенсон. «На волне памяти…». Часть вторая
Шел 1957 год, профессия фоторепортера стала главной, но давняя мечта о работе в кино не покидала.
Однажды к нам домой пришел Малик Каюмов и сказал:
– Завтра придешь и будешь со мной работать, а послезавтра мы улетаем.
– Как, Малик Каюмович, я же совершенно не в курсе дела.
– Научишься, – сказал он.
На другой день началась работа на студии хроники. А еще через день мы улетели в Нукус, снимать фильм, который назывался «Моя Каракалпакия».
Вместе с нами в группе был кинооператор Исай Гибалевич. Он прошел фронт. На его груди было 20 или 25 всяких наград. И все на студии звали его «Маршалом». Замечательный парень, добрый, умный. Исай Гибалевич обучал «технике» – заряжать кинокамеру, чистить ее, перематывать пленку, а также пытался передать секреты операторского мастерства. Он как бы восполнял то, чему можно было научиться во ВГИКе.
Малик Каюмов – целая эпоха в моей жизни. Почти десять лет мы были вместе, неразлучно. Мы проехали сотни тысяч километров. Были вместе почти полгода во Вьетнаме, почти полгода провели в Афганистане. Проехали весь Узбекистан вдоль и поперек. Было много хорошего, много плохого. Судьба так распорядилась – мы вынуждены были расстаться.
Каюмов всю жизнь отдал документальному кинематографу. Многие критики называли его «певцом родного края». Да, Малик Каюмович пел о родном крае, но уже потом, спустя много времени, я понял, что он пел свою песню. Он не пел ту песню, которую пели казахские акыны, когда ехали на своих осликах по степи и воспевали все, что они видели. Они тоже были в какой-то мере документалистами. Но это были объективные документалисты. А Малик Каюмович пел свою песню. Для него в документальном кинематографе не существовало ничего невозможного.
Он брал с собой различные атрибуты. На студии делали какие-то арки по типу восточных арок, которые он ставил на передний план, когда он снимал какие-то планы старины. Он мог срубить 20 цветущих деревьев, чтобы выставить передний план, для того, чтобы получилась такая красота цветущего сада. Для него не было ничего невозможного. В машине всегда были хорошие шелковые платья для женщин, в машине были чистые красивые халаты, в которые он одевал мужчин.
Малик Каюмович мог организовать все. Как-то он позвонил домой и сказал:
– Поедем завтра со мной в Самарканд. Я снимаю сюжет для киножурнала «Новости дня» об узбекском математике Т. Кары-Ниязове. Он тоже поедет в Самарканд, и мы там должны снять один кусочек.
Кстати, это была моя первая поездка в этот замечательный древний город.
Каюмов снимал Кары-Ниязова на улицах Ташкента. Он снимал ученого у него дома, в университете, на лекции. Но этого ему было мало. Каюмову захотелось, чтобы Кары-Ниязов встретился с пионерами на древних памятниках Самарканда. Сюжет в московском киножурнале «Новости дня» назывался «Узбекский математик». Оператор М. Каюмов. Начинался сюжет с общего плана Самарканда. А голос великолепного диктора Леонида Хмары говорил:
– Узбекистан. Древний город Самарканд.
Потом из архива были подняты исторические кадры, снятые Маликом Каюмовым в 1941 году, когда по решению правительства была вскрыта могила Темура. И на вскрытии присутствовал Т. Кары-Ниязов. А Хмара говорил:
– Эти кадры сняты в 1941 году. Тогда еще молодой ученый присутствовал при вскрытии могилы Темура.
А потом на экране появился ансамбль Шахи-Зинда, по которому шел Кары-Ниязов в окружении группы пионеров, специально собранных на эту съемку. Они остановились. Съемка была несинхронная. Он что-то им рассказывал. А Хмара говорил:
– Часто Кары-Ниязов бывает здесь, на Шахи-Зинде и рассказывает детям историю своего края.
Потом Кары-Ниязов читал лекцию в университете. Потом шел по улицам Ташкента, приходил к себе домой. А Хмара своим патетическим голосом продолжал комментировать:
– Таков он, узбекский ученый-математик Кары-Ниязов. Пожелаем ему всего хорошего.
Свободное копирование
