Пересидев ночь в подвале, и осторожно выглянув из подвала утром 15 октября, мы увидели на улице скопления вооруженных полицаев, как и 19 августа при первой акции, и поняли, что началась вторая акция. Решили разойтись по одному, чтобы не вызвать подозрений, и незаметно перебираться ближе к речке, за которой была Транснистрия, и при первой возможности, лучше в темноте, речку перейти. Мне удалось чудом пробраться к одинокой скирде соломы, которая находилась между сахарным заводом и селом Ивановцы. От скирды до речки Ров было около одного километра. Я зарылся глубоко в солому и ждал наступления вечера. Где-то часов в 11 - 12 дня я услышал отдаленные крики и звуки автоматных или пулеметных очередей. Оказалось, что вырытые заранее ямы, где расстреливали оставшихся евреев, находились на возвышенности недалеко от села Ивановцы не более одного километра от скирды, где я лежал. Обостренный слух с ужасом воспринимал ужасные звуки, сопровождавшиеся оружейными очередями, расстрел осуществлялся многократно проверенным способом. Около 5 часов вечера к скирде подъехала подвода за соломой. Я зарылся поглубже, но все же услышал разговор двух мужчин: “бьють всих, и ликарив и ковалив”, что означало, что убивают всех, в то числе и специалистов врачей и кузнецов. Я понял, что гетто уничтожается полностью, окончательно.
А крики и выстрелы все продолжались. Я лежал в полузабытьи и воображал страшные картины последних минут моих близких, друзей. К вечеру все стихло. Я осторожно раздвинул солому и выглянул. Стоял ясный, чуть морозный, вечер. Решил для надежности подождать еще час, потом подбираться к речке. Прошло около часа, я осторожно стал выбираться из соломы, чутко прислушиваясь. Было тихо. На земле стал внимательно всматриваться в темноту, особенно в направлении речки. Вдали замелькали движущиеся огоньки и начали удаляться, видно прошел немецкий пограничный патруль, которого я опасался. Теперь надо быстрее к румынской границе, к речке, перейдя которую я, может быть, останусь в живых! Я быстро пошел по скошенному полю по направлению к речке. Это направление я приметил еще утром, когда залезал в скирду.
Плавал я плохо, боялся открытой воды. Поэтому разыскал место, где речка густо заросла водорослями и достаточно широкое, а значит и неглубокое. Я снял ботинки, высоко закатал брюки и перешел речку шириной около 15 метров. Старался не шуметь, прислушивался к каждому шороху. Вода доходила до бедер, не выше. На румынском берегу отжал брюки, которые немного подмокли, обул ботинки, внимательно огляделся и прислушался, начал подниматься от речки вверх. Я решил направиться в местечко Поповцы, что в 15 километрах от Бара, находившееся уже на территории Транснистрии. Дорогу в это еврейское местечко от железнодорожной станции Бар я знал. Теперь следовало выйти к железной дороге Жмеринка – Бар. Я стал подниматься в гору (речка Ров течет в глубокой долине), обойдя по пути село. Скоро вышел на железнодорожные пути, справа должна быть станция Бар. Скоро замелькали огоньки этой станции. Я обошел станцию слева, и скоро вышел на знакомый проселок, который шел на Поповцы. Проселок был безлюдным, но для надежности я шел параллельно дороге полями и лесами. Дорога проходила между селами Матийков и Мытки, которые еще будут фигурировать в этих записках. К утру я вышел к местечку Поповцы, где по моим сведениям жило много евреев.
Пройдя по местечку некоторое время, я заметил группу людей еврейского типа. Подошел к ним, рассказал, что вчера было уничтожено полностью гетто в городе Бар. Местечко Поповцы раньше входило в Барский район, жители имели родственников и знакомых в Баре, и это известие повергло их в страх и уныние, ведь Бар рядом, а что такое эта призрачная граница… Я был первым беглецом из Бара. К вечеру появились другие беглецы, которые рассказывали свои истории. Многие прятались в подвалах и прочих местах, другие у соседей, которые рисковали жизнью, ведь за укрывательство евреев грозила смерть не евреям. В Поповцах у меня не было ни родных, ни знакомых. Меня пригласила к себе незнакомая добрая женщина – еврейка, накормила, чем могла, уложила спать на полу, постелив старое пальто. Так в свои 16 лет я остался один, без средств существования, без дома, без родных и знакомых на оккупированной румынами территории.
Свободное копирование
