Вскоре Надежда уехала в Тюменский санаторий «Тараскуль» — с путевкой помогла Валентина Сергеевна Потапова, которая все так же жила в Сургуте. Когда она вернулась из санатория, ее ожидало приятное известие: Максим и Людмила поженились. Так случилось, что судьба свела их именно в тот момент, когда они оказались друг другу жизненно, как воздух, необходимы. Любовь оказалась мгновенной и неодолимой — тем более что с первым мужем Людмила уже развелась.
— Как в воду глядела! — смеялась Надежда Васильевна, поздравляя невестку. — Что я говорила! Вы все-таки созданы друг для друга...
«Дома у нас все хорошо, — писала всякий раз Надежда маме в Краматорск. — Володя служит во флоте, Марина учится в институте, Алешенька в школе, отношения в семье мирные. Беспокоит меня только твое здоровье и состояние». Ответы мама писала довольно скупые, а в 1987 году вернувшиеся из поездки в Краматорск Максим и Людмила привезли Надежде плохие новости:
— Вера отдала Наташу ее матери, — глухо произнес Максим. — А маму забрала к себе, продав ее дом.
Вроде бы ничего ужасного — но этого-то Надежда всегда и боялась. Во-первых, Наташеньку Надежда Васильевна очень любила, а ее мать — хоть и родная — изрядно выпивала. А во-вторых, после продажи дома Анна Семеновна оказалась в семье Веры — то есть там, где меньше всего хотела бы оказаться на старости лет.
«Ленивая она, Вера-то, — говорила Анна Семеновна. — Безалаберная! В доме у них всегда беспорядок, грязь, нищета... Семеро детей — боюсь, недолго я там проживу».
Конечно, Надежду сестра о продаже дома даже не известила...
Через месяц семья Зарецких поехали в Краматорск. Тогда у них там еще была собственная квартира. Одежду для Анны Семеновны Надежда привезла с собой, они сразу же забрали маму к себе. Обошли все места, где она раньше работала и жила. А уж Алеша в бабушке души не чаял, весь этот месяц от нее не отходил, безгранично восхищаясь её остроумием, знанием многих пословиц и поговорок…
— Анна Семеновна не соглашалась продать свой дом, — рассказал Надежде краматорский нотариус, — но тогда Вера Васильевна принесла справку о недееспособности матери и о том, что она является ее опекуном...
Тогда Надежда Васильевна показала завещание мамы. Нотариус просмотрел его и сказал, что у нее есть полное право оспорить сделку.
— Будем судиться? — советовалась Надежда с Олегом. — Наверное, нет: все-таки сестра. Эх, Вера как Вера, всего от нее можно ожидать...
Оказалось — дом был продан за бесценок: Вере нужно было рассчитаться с долгами, вот и отдала дом. Все же маму твердо решили забрать с собой — особенно на этом настаивал внук Алеша. Взяли у Веры мамин паспорт, купили на всех четверых билеты до Тюмени.
Перед отъездом Надежда Васильевна решила сходить в больницу и посоветоваться со специалистами: можно ли маму везти на Крайний Север. Врачи обследовали больную и предупредили:
— У вашей матери высокое давление, вы можете ее не довезти, или она не выдержит пребывания в другом климате.
Надежда не могла заснуть: что делать? С одной стороны — все уже организовано, в Ноябрьске ждет соседка, которая уже согласилась ухаживать за Анной Семеновной. С другой — только что одна дочь лишила родную мать своего угла, неужели вторая дочь сможет лишить ее Родины? Даже ради своего спокойствия Надежда не могла на такое согласиться... а значит, придется оставить маму в семье Веры.
— Кажется, это было одно из самых трудных решений в моей жизни, — подумала Надежда, а решившись, все-таки уснула.
Из своей квартиры она привезла для мамы кровать, новый матрас, несколько комплектов постельного белья... Еще чемодан одежды оставила у Варвары — жены старшего сына Веры, Николая. Они жили недалеко, в этом же совхозе.
— Варечка, ты хотя бы иногда заходи — купай бабушку, переодевай, — умоляла Надежда Васильевна. Анну Семеновну привезли к Вере накануне отъезда. — Деньги и посылки буду присылать обязательно!
Наутро пора было ехать. У Надежды тревожно ныло сердце. Они заехали в совхоз, завезли маме шоколадных конфет, и Надежда еще раз просила Веру нормально присматривать за их мамой. Когда Зарецкие отъезжали, мама стояла у калитки и плакала. А Надя обливалась слезами до самой станции, и в сердце не умолкала тревога.
Невольно в ее ушах возникли строки индийского мыслителя и поэта Рабиндраната Тагора.
Кто на детей своих снова и снова
Смотрит с надеждой, ждет хоть бы слова?
Ты, моя мать!
Кто ты, что молча стоишь среди тьмы,
Плачешь, обиженная детьми?
Ты, моя мать!
Кто их растила, кормила, поила?
Кто позабытая, их не забыла?
Ты, моя мать!
Кто днем и ночью детей ожидает,
Кто постоянно волнуется и страдает?
Ты, моя мать!
Сдать мамин билет Надежда Васильевна не успела — и, как они поняли в Москве, к лучшему. «Господи, что же делается-то! Украли, все украли!» — причитала какая-то женщина у перрона тюменского поезда. Она с маленьким ребенком должна была ехать в Тюмень, но на вокзале у нее украли кошелек со всеми деньгами и билетом. Тут-то и пригодилось лишнее место в купе Зарецких... Ехали, делили по-братски нехитрую дорожную еду — и за полночь все разговаривали. Тут-то Надежда Васильевна и рассказала о своем вещем сне, который видела много лет назад.
— Николай-Угодник это был, — уверенно сказала Раиса, так звали попутчицу. — Он и есть, должно быть, твой ангел-хранитель!
Она оказалась глубоко верующим человеком и постоянно благодарила Надежду Васильевну за то, что она ей помогла в трудную минуту. Потом в Ноябрьск от нее Надежде пришла посылка с подарками; хотела и денег дать, да тут уж Надежда Васильевна категорически отказалась. Дружили они еще много лет.