Ранней весной 1922 года, накануне первомайских дней (20 апреля), когда люди еще не отвыкли от праздования пасхи, петроградцы увидели на нашей сцене мартовскую весну Италии - солнцем залитые улицы Рима, портики патрициев, центральную площадь столицы мира - Форум, Капитолий. Запахи весны на улицах Петрограда как бы в концентрированном качестве исходили от яркой, впечатляющей и, главное, темпераментной живописи Бенуа - сына и отца, с великолепным мастерством освещенных нашим Николаем Петровичем Бойцовым.
И получилось так: каковы бы ни были впечатления зрителей нашего спектакля, слово "праздник" возникло у всех! Праздник Шекспира на театре, праздник художников, постановщика, актеров и всех, делавших этот спектакль. Аншлаги на неделю вперед дали возможность выплатить сто процентов ставок, впервые за несколько месяцев - это подкрепило нашу праздничность и материально.
Пресса о "Юлии Цезаре" была солидная, доброжелательная и длительная,- теперь уже перестали писать о нашем театре снисходительно, "похлопывая по плечу". Академик Гнедич всерьез, благожелательно разобрал нашу работу, один крупный искусствовед писал: "В постановке пьесы ближайшее участие принимал А. Н. Бенуа. Отсюда понятно, что антураж Цезаря не играет по режиссерской записной книжке, а подчиняется большому художественному замыслу. Среди афиши мы не нашли ни одного "заслуженного" имени, но право же полнейшего внимания заслуживают... (тут перечислялись мы - исполнители главных ролей. - Г. М.). У всех понимание типа, темперамент и, главное,- работа, работа. Она видна из каждого движения почти всего состава. Ясно, что побились над пьесою немало. А в эпоху халтуры это, ей-богу, самопожертвование. В общем, прекрасный спектакль. Желательно, чтобы, хотя в порядке "трудовой дисциплины", на "Цезаре" перебывали соседи с площади Островского. Полезно для них и для нас". Ведущий петроградский критик того времени Евг. Кузнецов писал: "Если Большой драматический театр не имеет столько талантливых актеров, как Александринский, то такой ансамбль он имеет. И если об актерском искусстве Александринского театра невозможно составить какое-либо представление, настолько здесь все разно и по-разному, то ансамбль Большого драматического театра четок и устойчив. Язык у всех общий. Трудно понять, чем руководствуется Александрийский театр в выборе своего репертуара. В чем мерило? Где принцип? Мне случайно вспомнилось чье-то не бездарное двустишие:
Наш принцип? Наш принцип:
цип-цип-цип, цип-цип-цип!
Большой драматический театр ставит только классические трагедии и комедии и пьесы, близкие им по духу. Никаких сборных спектаклей, для каждого все делается заново. Хозяин каждого спектакля - художник. В дни гастрономических театров, когда пошатнулось все, он упорно продолжает работать. Это был первый театр в ряду открытых государством после Октябрьской революции. Сейчас это единственный уцелевший. Умерли театры с преобладанием комического жанра, а театр трагедии уцелел. Ведь не классики же его спасли! В чем же дело?"
Известный театральный критик Эдуард Старк ("Зигфрид") напечатал в газете "Жизнь искусства" статью в форме диалога со скептиком. Он высказал много красивых и "длинных" слов в адрес нашего театра. "Театр воплощенной мечты" - назвал он эту статью. Доказывая скептику на примере наших спектаклей возможность существования театра вечной красоты, он писал: "Одного репертуара еще мало. Можно завести у себя замечательный репертуар и все же не суметь с ним справиться. Меня радует, что в этом театре достигнуто равновесие между силами, творящими спектакль, что режиссеру, художнику, бутафору, актеру, всем им отведено свое место, что фантазии режиссера, живописца не заслоняют собою Шекспира или Гюго, что мысль поэта не путается здесь в складках роскошных драпировок или в лабиринте умопомрачительной бутафории, как это бывает у некоторых "новаторов".
Ну, а дальше он щедро обласкал нас - актеров. Заканчивая беседу, на реплику скептика, что-де стекло-то, через которое рассматривает автор театр,- увеличительное!- он отвечает: "То есть оно создает некоторую иллюзию? Вы это хотите сказать? Ну и отлично! Потому что опять же только с иллюзиями прекрасна жизнь!"
Внутри труппы мы выделили работу Хохлова с его умной парадоксальностью речи на форуме и пленительной выразительностью пластики, да и внешностью он полностью соответствовал античной статуе в ватиканском музее. Какова же была атмосфера на сцене, говорит такой факт: на премьере после первого акта к уборной Монахова продвигались по сцене какие-то по виду академики, и когда увидели они, что перетаскивают станки и меняют задники сенаторы да римские воины, то замерли в вопросе - что это значит? Когда же им объяснили, что у театра нет средств для полного штата рабочих сцены, растерянные академики на цыпочках обошли трудящихся сенаторов. А перед сценой палатки, самой для нас с Егором трудной, товарищи сердито требовали, чтобы мы шли "собраться" для сцены, а они обойдутся и без нас как-нибудь.
Свободное копирование
