Глава 12.
Театр без Блока, Андреевой, Горького и Лаврентьева. Н. Ф. Монахов. "Рюи-Блаз" Гюго. Новая экономическая политика и театр. Наше обращение к общественности. Самоокупаемость и слабые сборы. "Юлий Цезарь" выручает театр. К. П. Хохлов. Третья годовщина театра. Первый спектакль современного репертуара
Стук земли о крышку гроба Блока - последний звук, связывавший нас с ним, а могильный холм с крестом на Смоленском кладбище стал последним зрительным впечатлением. Не было больше Блока среди нас, несколько ранее уехали за границу Горький и Андреева, а Гришин и Лаврентьев эмигрировали,- кто же теперь будет помогать, выручать и защищать нас? Николай Федорович Монахов, наш старый товарищ, целиком разделявший наше методологическое кредо, всегда служил для нас примером своим отношением к труду, потому, естественно, мы просили утвердить его нашим директором.
Еще до отъезда на работу заведующей Художественно-промышленным отделом советского торгпредства в Берлине М. Ф. Андреева получила для нашего театра подписанное А. В. Луначарским постановление о предоставлении автономии в художественном и хозяйственном самоуправлении Большому драматическому театру. Опыта руководителя у Монахова не было, но человек он был волевой, твердый и имел кроме того счастливое свойство доверять людям, коих знал хорошо, и потому в вопросах хозяйственных рядом с ним всегда бывал Т. И. Бережной. Сложные и ответственные дела постановочных цехов были в опытных руках принципиального и человечного председателя месткома В. П. Старостина, в несколько трудных для Николая Федоровича юридически-правовых вопросах помогал ему "подкованный" в этом плане Егор Музалевский. Ну, а во всех шероховатостях стремительно развивающейся творческой жизни, стоило ему только многозначительно буркнуть: "За мной, братва!", и Музалевский, Софронов, Голубинский и я шли в его кабинет, чтобы сообща решить ту или иную "алгебраическую" задачу, стоявшую перед театром. Так в горячих спорах на полке парилки бани Дома ученых в очередной банный вечер Монахов вызвал нас на откровенный обмен мнений о том, кому же доверить пост главного режиссера, и, хлещась вениками в духовитых испарениях стен вишневого дерева, мы пришли к выводу, что самым реальным кандидатом может быть Николай Васильевич Петров, соученик Лаврентьева по школе МХТ, ставящий сейчас у нас "Рюи-Блаза".
Николай Васильевич принял должность, по-дружески предупредив, что не сможет бросить руководства организованным им театром Вольной Комедии.
Репетировали азартно, подстегиваемые стремлением сдать экзамен на самостоятельную жизнь. Запоздал лечившийся в Старой Руссе В. В. Максимов - репетировать Рюи-Блаза стал молодой актер Б. А. Болконский, чудесно сыгравший в "Венецианском купце" Лоренцо, обладавший необычайно легкой возбудимостью, красивым голосом и пластичный. Очень интересны и полезны для нас стали репетиции, в которых принимал участие новый для нас актер - Константин Павлович Хохлов, мхатовец, игравший в "Живом трупе" в очередь с В. И. Качаловым Каренина и Лунума в "У жизни в лапах" К. Гамсуна, а в Первой студии - графа Орсино. У нас он репетировал в очередь с Музалевским Саллюстия де Базана - в его приемах было что-то оригинальное, хотя и строго соответствовало законам системы, но как-то на свой лад, смело и убедительно, а порой просто неожиданно. Было и мефистофельское, и тут же рядом такое человеческое, что становились понятны причины, толкающие этого страстного гранда на все злодейства. Музалевский правильно поступил, пойдя своим путем, но влияние изящной формы хохловской лепки образа сказалось очень положительно на более мрачном Саллюстии.
Иронический склад дарования Н. В. Петрова несколько сковывал его в сценах патетико-романтических, свойственных Гюго, но зато в комедийных он, что называется, вырывался на простор. Я встретил у Николая Васильевича полную поддержку в моей трактовке роли дон Гуритана - гиперболизация страстей влюбленного в королеву старого гидальго. Нельзя не рассказать и о накладке, грозившей нарушить художественную целостность спектакля, когда эта преувеличенность страстей Гуритана как раз усилила яркость сцены. Дело было так. Костюмы в "Рюи-Блазе" по эскизам В. А. Щуко - мольеровские, у них поверх бархатных панталон надеваются более короткие юбочки того же материала. И вот как-то на спектакле в горячей сцене объяснения ревнивого Гуритана с Рюи-Блазом я уловил ужас в глазах Максимова, устремленных на мои панталоны, и одновременно почувствовал, как с меня что-то сползает - панталоны или юбочка. Страстность вызова на дуэль Гуританом доходит до апогея, а трезвая мысль напоминает, что панталоны на подтяжках - значит, оборвался крючок на юбочке. В азарте страстей я выпрыгиваю из сползшей уже на пол юбочки и начинаю бешено топтать ее, выплескивая текст вызова на дуэль. Так как панталоны оставались на положенном им месте, разрядка напряжения в зрительном зале проявилась в таком хохоте, что Максимов - Рюи-Блаз мог с облегчением присоединиться к этой реакции.
Роль Цезаря де Базана считается одной из лучших ролей комедийной классики, и мы не могли понять, почему она не прозвучала у Монахова в полную силу. Лишь внимательно просмотрев несколько раз его сцены, мы поняли причину "бедности" его образа. Ему не удалось овладеть сверхзадачей роли - романтичной одержимостью человека, навсегда порвавшего со знатностью и богатством ради вольной жизни среди бродяг вне закона:
Я в этом мире - книга без названия,
Игрушка, потерявшая свой звон,
Спектакля позабытого афиша...
Монахов сам не был удовлетворен своей работой и с легкостью уступил ее Хохлову.
Свободное копирование
