За лето театр наш должен был перебазироваться на Фонтанку в помещение бывшего Суворинского театра, а труппа на это время получила отпуск, часть которого оплачивалась в половинном размере. Небольшую группу: Лежен, Кафафову, Азанчеева, Музалевского, Шапорина и меня позвали работать на это время в Петрозаводск. Мы должны будем играть в летнем театре среди тамошней труппы, а наш общий друг и любимец Юрочка Шапорин принял на себя руководство симфоническим оркестром.
Поселились коммуной, и ни разу за все лето строгие правила коммуны ни одним из нас не были нарушены; четверка мужичков разместилась в комнате мезонина, а в нижней большой - наши девушки, эта комната служила нам и столовой. Три моих сожителя в первый же день доказали свое дружеское сочувствие, помогая мне брить голову - неизбежность после перенесенного тифа. За компанию они выбрили и свои головы, а когда мы вчетвером спустились вниз, наши дамы, ошеломленные сначала, потом долго смеялись, пожалуй, даже излишне долго. Совсем не смеялся позже парикмахер Пергамент - у него было туговато с волосом для париков!
Соседом по нижней комнате оказался Эдуард Самойлович Панцержанский, бывший старший лейтенант флота, руководивший сложной операцией вывода судов нашего флота из Гельсингфорса в Кронштадт, а затем организовавшего Онежскую флотилию, которая помогла разгромить войска интервентов и белой армии в Карелии. Знакомство и дружба с этим умным и добрым человеком обогатили нас духовно и внесли разнообразие и красочность в часы нашего отдыха: мы под руководством боцмана прошли курс обучения вождению морского вельбота с фок-мачтой и выносным кливером.
На первом общем собрании труппы мы познакомились с будущими нашими товарищами по работе в предстоящем летнем сезоне. Есть непередаваемая прелесть в том, чтобы угадывать среди еще незнакомых актеров будущих партнеров. Очень обрадовался я встрече с Николаем Петровичем Шаповаленко, которого полюбил еще в Вологде как простого и добрейшего человека, страстного рыбака и большого артиста, в прошлом партнера Стрельской, Савиной, Далматова, Варламова и Давыдова. Островский, посмотрев его в Аркашке, признал его лучшим из виденных им, а в Александринском театре эту роль играл он бессменно почти сорок лет. Потому правильно поступил главный режиссер, назначив на открытие сезона "Лес". Аркашку Счастливцева играл Шаповаленко, Несчастливцева - Музалевский, а мне досталось играть Буланова. Пишу грустное "досталось", потому что завалил эту роль - уж очень хотелось бессмысленно посмешить зрителя, ну и получил по заслугам за это самое хотение.
Среди незнакомых нам актеров из, как называли тогда, провинции, были люди интересной, самобытной индивидуальности, но отношение к нам - большедрамцам - некоторых, как раз наиболее ярких, было прохладно настороженным. Возможно, это происходило по нашей вине - уж очень нам не терпелось поделиться опытом и увлечь других, то есть взрыхлять текст и лепить по кускам сцены по только что освоенной нами системе, переданной нам Первой студией. В то время во многих даже столичных театрах актеры встречали иронически, а то и просто в штыки первоначальные работы Станиславского. Особенно обидно и горько мне было услышать категорический отказ разговаривать о никому ненужной мхатовской системе от одного актера из Самары, понравившегося мне легкой возбудимостью, сдержанным темпераментом и красивым голосом.
Возможно, я не нашел верного ключа в разговоре с ним: он ведь был постарше меня, а я, неистово убежденный в правоте и пользе системы, слишком нетерпимо обрушился на штампы, банальность и прочее, что нес в себе старый театр, этим обидел его, и он закрылся для меня.
С другими провинциалами мы уже вели себя осторожнее: не пускаясь в дебри теории, мы только стремились в сценах с ними так общаться, чтобы партнер услышал внутренним ухом и, стало быть, почуял, чем живу я и что мне нужно по действию данной сцены от него. Радостно было обнаруживать, когда штампы постепенно разваливались и прежний одноплановый злодей или добряк по-человечески отвечал тебе, и живой диалог начинал развиваться естественно и без прежнего наигрыша. Эта часть жизни нашей в Карелии протекала хотя и с переменным успехом, но плодотворно, для нас во всяком случае.
Хорошая погода - солнечная с несильными ветрами благоприятствовала нашей флотской учебе, а чистый бодрящий озерный воздух очищал наши петроградские легкие в часы неистовой морской тренировки, когда надо было быстро и точно выносить большой фок, согласовывая с выносом кливера на носу вельбота, чтобы сделать крутой поворот. Возвратившись домой и быстро насытившись, мы крепко засыпали.
Свободное копирование
