Наступил вечер 15 февраля 1920 года. После торжественного спектакля "Дон Карлос" мы тут же, на сцене, с помощью рабочих и молодых актеров, организовали зрительный зал, а задником кабаретной сцены стала оборотная сторона занавеса сцены. Для зрителей устроили сиденья на толстых досках, положенных на ящики, стульев было мало, и, чтобы не обижать никого, всех поместили в одинаковые условия. Перед началом кабаре Лаврентьев спросил, когда можно будет выступить Щуко, Романову, Шапорину и ему с секретным номером-сюрпризом. Я обещал предупредить их.
Начали мы программу докладом Шмидтгофа о Больдрамте, по окончании которого Шмидтгоф, Тимошенко и я, скандируя, пропели на мотив "Ах вы сени мои сени" общую песенку, начинавшуюся так:
Больдрамте театр хороший,
он - действительно большой,
только больше всех доволен
он, признаться, сам собой!
Прорепетировав со зрителями песенку (листки с текстом разбросали зрителям), продолжали программу. Исполнение "На дне" вызвало такой хохот в зрительном зале, заполненном нашими работниками и друзьями театра - писателями, художниками и актерами соседнего Мариинского театра, - что под хохочущими перворядниками развалилась самодельная скамья и все они во главе с Андреевой, Горьким и Бенуа оказались на полу. Этот непредусмотренный нами трюк окончательно заразил всех неудержимым весельем.
Очень большой успех имел Арнольд. Когда он, выйдя в образе Монахова - короля Филиппа, проговорил: "Со всем двором Испании и с грандами явился - случилось превращение, король развеселился!" и выпрыгивал в стремительном канкане, превращаясь из величественного короля в бесшабашного опереточного простака, даже я, работавший с ним эту сцену, не смог удержаться от смеха.
Десятиминутная опера-трагедия шла под аккомпанемент шарманки, игравшей "разлуку". Отелло (моя имитация Юрьева) пел речитативом:
Молилась ли ты на ночь, Дездемона?
Ведь я убью тебя сейчас!
Сказал ведь мне мой верный Яго,
что я рогат, рогат - уже не раз.
Дездемона - Лежен, загримированная кудрявой блондинкой-бебе, в ответ на это очень музыкально, "колоратурно" мурлыкала нечто младенчески невнятное. Были еще и факир-индус, почему-то говорящий с украинским акцентом, и балет "Умирающий лебедь" шиворот-навыворот. Но самым эффектным номером оказалась американская чечетка трех негров - А. Лаврентьева, Б. Романова и В. Щуко. Аккомпанировал им огромный негр - Юрий Шапорин. Это был действительно сюрприз.
Хотя публики на "кабаре" было ограниченное количество, но резонанс в городе получился большим. Не было ли тут самым важным то, что мы, озорники, бросили вызов всем, кто, впадая сам в уныние, заражал пессимизмом других в те трудные дни.