Литфондом в те времена заправляли такие "киты", как профессор Федор Дмитриевич Батюшков, брат издателя, Лонгин Федорович Пантелеев, кадетский лидер Владимир Дмитриевич Набоков. Каким образом выбирали правление Литфонда, — широкие писательские круги не знали. Я никогда не слыхал, чтобы в то время какому-нибудь молодому писателю была оказана существенная помощь, он был послан в санаторий или на курорт. В 1908 году я слышал, что правление Литфонда выселило по неизвестным причинам из принадлежащего ему дома целую группу престарелых писателей.
Эпоха 1907-1917 года — последнее десятилетие перед революцией, — являлась эпохой самой жесточайшей, самой черной реакции после разгрома революции 1905-го года. Разочаровавшаяся интеллигенция, несомненно, приветствовавшая революцию, потеряла веру в ее конечное торжество, не заметила нарастания революционной волны и стремилась "забыться", с жадностью набросившись на книги, трактующие о половых проблемах. Писатели сразу учуяли этот "социальный заказ" и ударились в явную порнографию. "Бездна" и "В тумане" Леонида Андреева, "Морская болезнь" Куприна, "Санин" Арцыбашева, книги Вербицкой и Анатолия Каменского читались нарасхват. В средней школе, не без влияния литературной пошлятины, появились кружки "огарков". — В Питере нашумела история компании молодых писателей, собиравшихся в квартире одного из них и травивших фокстерьерами кошек. Эти садисты получили кличку "кошкодавы". Питерские фельетонисты немало заработали, изощряя на них свое остроумие в стихах и прозе.
Рядовые писатели с гордостью заявляли, что "политикой они не интересуются". До империалистической войны я редко видел в руках собратьев по перу газету, ее иногда, от скуки, мельком просматривали в кафе. Самым привлекательным в газете был отдел происшествий. Впрочем, он являлся и самым разнообразным.
Одно время нашумела история братьев Коваленских, корнета и пажа, застреливших "шпака" за то, что он не поспешил им уступить дорогу. Много писали об архитекторе Залемане, выстроившем многоэтажный дом, который вскоре обрушился, похоронив под развалинами жильцов. Не смущающиеся ничем куплетисты распевали с эстрады:
Моей жене — лет сорок пять,
Мне — только тридцать, без обмана!
И вот решил жене я снять
Квартиру в доме Залемана!
Свободное копирование
