ПОСЛЕСЛОВИЕ
Ух.. Поставлена последняя точка в воспоминаниях Виктора Тимофеевича Глотова (его фото на заставке вместе с родителями и дочерьми), моего земляка и старшего друга. Я рад, что у меня хватило сил и терпения перепечатать всё, что им написано, и это станет доступным всем, кто хотел бы узнать больше про нашу с ним малую родину – Херпучинский прииск, в состав которого входили три поселка – Херпучи (раньше Главстан), Оглонги (Резиденция) и Удинск, самый старый поселок из всех, который посетил в середине XIX века будущий адмирал Геннадий Невельской.
В этих поселках жило немало достойных людей. О некоторых знают лишь некоторые, а о ком-то – тысячи. Среди таких известных людей мой дядя, бывший председатель Хабаровского крайисполкома, заведующий отделом ЦК КПСС и первый секретарь Хабаровского крайкома КПСС Виктор Степанович Пастернак, бывший губернатор Еврейской автономной области Александр Аронович Винников. Да и вашего покорного слугу, в прошлом первого заместителя заведующего отделом здравоохранения Хабаровского крайисполкома, а потом администрации края, знало несколько тысяч медицинских работников. И мой брат Виктор Константинович был известен на Дальневосточной железной дороге как заместитель начальника её. И еще немало известных ученых, поэтов, военных и учителей в свое время жили и учились в школах наших поселков и оставили о себе добрую память.
Благодаря Виктору Глотову стали известны нам некоторые наши предки, которые осваивали эти места, добывали золото или обеспечивали такую возможность в тяжелые предвоенные, военные и послевоенные годы. Он написал две больших работы под названиями «О моем детстве (Херпучи)» и «… мои самые лучшие, самые памятные годы.» Вторая книга написана через несколько лет после первой, которую прочитали многие наши земляки и написали свои воспоминания в письмах Виктору Тимофеевичу. Тот обработал эти письма, и появилась вторая книга. Обе они были отпечатаны на машинке, размножены на ксероксе в ограниченном количестве экземпляров, и в таком виде дошли до читателя. Мне он прислал обе отпечатанные на пишущей машинке книги два года назад, когда я начал работать над альманахом с воспоминаниями земляков.
Когда я написал свои воспоминания и стал их публиковать на страницах литературного сайта «Проза.ру», я предложил Вите (именно так я его зову, хотя он намного старше меня), опубликовать его воспоминания и отдельные рассказы на своей странице в сборнике под его именем. Такое согласие было получено, и теперь все человечество при желании и знании русского языка может познакомиться с работами Виктора Тимофеевича Глотова.
В завершении хочу высказать свое суждение о репрессиях в 30-40 годы, которые были в нашей стране. Я сам из семьи человека, отец которого был «раскулачен» в 1931 году и реабилитирован в 1940 году. Школьные годы моего отца прошли на спецпосеении в селе Чля на Нижнем Амуре. Но это не помешало ему стать достойным человеком, хорошим учителей и воспитателем, оставившим о себе добрую память и у своих учеников, и у их родителей, и вообще у жителей всех поселков Херпучинского прииска.
У меня есть отдельная работа о репрессиях на прииске. Вот что в ней написано про некоторых репрессированных, о которых упоминается в работе Вити Глотова.
О Кокорине Иннокентии Семеновиче.
На квартире Кокориных были проведены обыски, но золота не нашли, как и не нашли источник сбыта драгоценного металла. Но все это для судьи, который «впаял» Кокорину 30 лет лагерей, было неважно. Он выполнял задание вышестоящих органов найти вредителей или расхитителей, по вине которых прииск снизил добычу золота. О том, что дело от начала и до конца было сфабриковано следователями МВД (НКВД уже осталось только в памяти), было доказано позднее, когда Кокорин был реабилитирован и вернулся на прииск через 4 года пребывания в лагере. Теперь мне стало понятна некоторая его нелюдимость в последние годы жизни.
Второй человек, который был мне хорошо знаком, это Мошкович Борис Яковлевич, многолетний руководитель нашего школьного духового оркестра, в котором я играл более 5 лет, с момента его образования. Инструмент в школу передали из поселкового клуба, когда там распался по неизвестным мне причинам духовой оркестр, где играл Мошкович. Это был сильный, невысокого роста, кряжистый мужчина с огромным мясистым носом. Но нос не мешал ему играть на баритоне, очень важном для ведения мелодии духовом инструменте. Оказалось, что Мошкович был арестован еще в далеком 1938 году вместе с еще несколькими специалистами и рабочими прииска. Среди них были начальники драг Бармин К.И. и Турковский И.С. Масалов Г.А., Галимов А.И. и другие. Все они в дальнейшем вернулись на прииск, и продолжили работать после нескольких лет лагерей.
С Бармиными дружили мои родители, а их младшая дочь Лида долгие годы была соседкой моих родителей на улице Волочаевской в Хабаровске, очень помогала моей маме после смерти моего отца. Она вышла замуж за нашего земляка, Бориса Леонова, огромного по тогдашним меркам парня, который закончил институт физкультуры, но по специальности не работал, занимался бизнесом, и довольно успешно.
Но первая волна репрессий прокатилась огромным катком по всей стране в 1937 году. Вот что написал о том времени Николай Капитонович Мешков, наш земляк: «Были арестованы шесть человек, в их числе директор прииска Ли-сен-чен – бывший комиссар Корейской дивизии, сформированной в Корее и которая в период гражданской войны сражалась за советскую власть в Приморье (Прим. - по другим сведениям, Ли-сен-чен и его жена Кан, работавшая врачом, были высланы с группой китайцев, работавших на золотодобычи – А.Щ.), главный инженер Зазубрин, драгер Жуков, Гружан, Амелин. У меня сохранилась хорошая память о Зазубрине. Я понемногу играл на гитаре, и он передал мне ноты для гитары. По ним я разучил около двухсот песен, романсов и арий из опер, за что благодарен ему всю жизнь.
И завершает рассказ о семье главного инженера Зазубрина, попавшего в жернова репрессий 1937 года, Виктор Глотов:
«С Вадимом Зазубриным мы были знакомы с самого раннего детства и расстались, когда пришлось разъезжаться из Херпучей по разным учебным заведениям. Семья Зазубриных состояла из матери, бабушки, Вадима и его сестры Любы. Жили они на нижней улице, ведущей к конному двору (Прим. -позже она получила название Транспортной – А.Щ.), в очень маленьком приземистом домике, состоящем из маленькой кухоньки и такой же небольшой комнаты, обставленной скудной мебелью. Мать Вадима, тетя Тоня, работала в больнице то ли санитаркой, то ли медсестрой (Прим. – Виктор ошибся, Зазубрина была фельдшером, и пользовалось уважением в коллективе больницы – А.Щ.) Люба была старше Вадима на 2 года. Работала ли бабушка, не знаю.
Будучи у них, я всегда обращал внимание на то, что на стене над кроватью висел красивый ковер, что было большой редкостью в те годы, а на нем непонятный предмет. Потом Вадим пояснил, что это барометр и термометр, объединенные в одном деревянном корпусе коричневого цвета. В простенках небольших окон висели три или четыре картины, размером чуть больше открытки. На них были изображены яркие цветы, нарисованные масляными красками. Особенно запомнился мне синий ирис, выглядел он как живой. Мой друг говорил, что эти картины нарисовал его дедушка, который давно умер. Иногда он доставал из ящика и показывал большие книги в солидных и красивых переплетах. Одна мне очень понравилась тем, что в ней были собраны цветные репродукции каких-то картин. Другая была собранием сочинений А.С. Пушкина, отпечатанная на хорошей плотной бумаге, а на первой странице была изображена посмертная маска поэта. (Прим. – точно такая же книга была у Кокориных. Видимо, они продавались на прииске в первые годы его существования. Потом эта книга по наследству перешла к нам, и по ней мы читали стихи Пушкина и его прозу. – А.Щ.)
Я впервые увидел такую, прекрасно оформленную книгу, и тем более впервые, увидел маску. Узнал, по крайней мере, что это такое. Вадим часто, много и с большим уважением рассказывал о своем дедушке и в подражании ему даже пытался рисовать цветы. И вообще, было у нем что-то такое, чего не было и меня и у других ребят. Были в нем какие-то глубокие познания, сведения о чем-то более высоком и важном, скрытом от нас, его сверстников, было какое-то благородство и достоинство в общении с друзьями.
То, что у них в семье не было отца, меня не удивляло – шла война, и таких семей было множество. Но однажды Вадим рассказ, что отец у него был геологом, но его арестовали и сослали на Колыму. Было от него письмо и теперь они все ждут, когда же его освободят. То, что это будет, Вадим верил свято. Его рассказ был для меня неожиданностью. В принципе я знал, что существуют тюрьмы и туда сажают некоторых людей, но преступников, воров. А вот за что нужно было садить специалиста – геолога, было непонятно.
После войны были арестованы еще несколько человек, в числе которых был Кокорин и начальник драги Перминов. Связано это было с тем, что добыча золота на прииске не росла. И невдомек было следователям МГБ, что есть порода с более богатым содержанием золота, и есть такая, где золота меньше. Вот на такой породе и работал прииск в послевоенные годы. И пока не были построены малолитражные драги в нескольких километрах от Херпучей, и не открыт новый участок «Октябрьский», добыча золота не росла.
В последние годы я познакомился с немалым количеством работ по периоду 30-х и 40-х годов прошлого века. И я согласен с выводами некоторых историков о том, что гражданская война, которая началась в 1918 году, не закончилась в 1922 году, как все говорят и пишут. Нет, она продолжалась как минимум до 50-х годов, когда еще вылавливались в лесах Западной Украины бандеровцев, а в лесах Литвы «лесных братьев». Они не смирились с тем, что власть в стране Советов перешла в руки «голытьбы», как они считали. Ведь многие жители царской России не умели ни читать, не писать. Где уж им управлять государством? И бывший правящий класс не мог с этим смириться, даже пошел на сотрудничество с гитлеровцами, чтобы насолить своему народу. На каком-то биологическом уровне существовала вражда между богатыми и бедными, заводчиками и рабочими, помещиками и крестьянами. И обе стороны делали все, чтобы уничтожить друг друга.
Были реальные заговоры военных во главе с маршалом Тухачевским, именно с них начались репрессии среди командного состава Красной Армии. Были вредители, диверсанты и шпионы разных мастей, недобитые троцкисты, мечтавшие о мировой революции. Был заговор и в самом НКВД, это сейчас достоверно подтверждено. Чекисты в угоду своим интересам старались разжечь ненависть народа к Сталину и его ближайшему окружению, чтобы народ поддержал их, чекистов, после переворота. Именно такие чекисты и фабриковали дела против невинных, в первую очередь интеллигенции, инженеров на производстве. Из работ последних лет историка Юрия Жукова известно, что региональные руководители партии, боясь за свои кресла, заставляли фабриковать дела против своих конкурентов, и нашли благодатную почву среди руководителей НКВД Генриха Ягоды и Николая Ежова, которые сами рвались к власти. В романе Анатолия Иванова «Вечный зов» это хорошо написано.
Дорвавшийся до бесконтрольной власти Ежов, врожденный садист, умело скрывавший своё нутро под личиной исполнительного чиновника, занимающегося лишь бумагами, развернулся на все сто. Он поставил репрессии на поток. Есть два доноса на человека – арест и выбивание пытками нужных показаний. А доносы писали многие и много. Писатель Довлатов сказал: «Да, репрессии были. Но было и 4 миллиона доносов».
В регионы спускались планы количества подвергшихся репрессиям, и чекисты на местах высасывали компромат из пальца, часто решая свои личные интересы -получение наград, квартир, освободившихся после ареста, растаскивание конфискованного имущества. При Ежове, малограмотном человеке, большинство чекистов были именно такими, мнившими себя хозяевами жизни. Недаром после снятия Ежова и прихода в НКВД Лаврентия Берии многие чекисты были расстреляны или посажены в лагеря за превышение власти и недопустимые методы следствия. А многие из невинно посаженных были выпущены на свободу, как те же будущий маршал Рокоссовский и генерал Горбатов.
Сейчас, с высоты прожитых лет и многое узнав из исторических исследований последних лет, когда рассекретили многие архивы, можно на Сталина вешать ярлыки – недосмотрел, поверил врагам народа и т.д. и т.п. Ошибки были, и ошибки серьезные. Но именно Сталин руководил первой в мире страной со справедливым общественным слоем. У Карла Маркса и Владимира Ленина было учение, как захватить власть, а вот как построить социализм, никто не знал, и дальнейший путь нащупывался методом проб и ошибок.
Но свою историю надо знать такой, какой она была на самом деле, без вранья и передергивания фактов. И работа Виктора Тимофеевича Глотова именно такая, в ней без прикрас рассказывается о жизни наших предков, которые дали нам жизнь и счастливое детство. Огромное спасибо, Витя, от всех твоих земляков, и низкий поклон.