Ритуалом в нашей семье был поход за новогодней елкой. Этим занимались мы с отцом. Обычно 30 декабря, хорошо одевшись, натянув поверх валенок шаровары, шли в лес. Елок было много, но отец любил ставить на Новый год пихту и очень стройную, без большого числа веток. А чтобы выбрать такую красавицу, надо было походить по лесу. Но, как правило, мы находили именно такую. А потом по всему дому распространялся запах свежей елки. Установив елку и нарядив её игрушками, мы считали свою миссию выполненной.
Помимо работы у взрослых и учебы у детей, особых развлечений было мало. Разве что в клубе имени Жданова 6 дней в неделю показывали кино. В будние дни в 7 и 9 часов вечера, по воскресеньям в 12 часов дневной сеанс для детей. Учащиеся старших классов могли ходить в кино три раза в неделю – в среду, субботу и воскресенье на 7 часов. Фильмы показывались разные, обычно 2-3 в неделю. Но иногда зимой, в период неблагоприятной погоды новые фильмы не везли и один и тот же фильм могли показывать по несколько дней подряд. Помню, я смотрел австрийский фильм «12 девушек и 1 мужчина», в котором главную роль играл знаменитый Тони Зайлер, трехкратный олимпийский чемпион по горнолыжному спорту, 5 или 6 раз. И с тех пор заболел горными лыжами.
В зале клуба было 14 рядов по 14 кресел в каждом. Проходы были после 3-го ряда и посредине зала, между 7 и 8 местами. После 11 ряда было возвышение на 2-3 ступеньки, перед следующим рядом кресел был барьер. Задняя часть зала возвышалась очень полого, поэтому смотреть кино было не очень удобно, мешала голова сидящего впереди. Не мешали головы зрителям, сидевшим на 4 и 12 рядах. Вот мои родители очень любили сидеть в 4 ряду на 8 и 9 местах. Обычно это места я покупал билеты, приходя заранее в клуб. Сам я любил сидеть на последнем ряду кресел в середине, как раз на уровне прохода. Учитывая, что Кокорин, наш сосед, был директором клуба, кассир обычно оставляла эти места в резерве для нашей семьи. Жена Кокорина обычно ходила на второй сеанс кино и обратно возвращалась домой вместе с мужем. А мы ходили на первый сеанс. Было лишь проводное радио, радиоприемников было очень мало. Наша семья купила радиолу (приемник с проигрывателем грампластинок), когда я учился уже в 8 или 9 классе. Мы с отцом сделали очень высокую антенну на крыше нашего дома и я мог ловить в зимние вечера даже Новосибирск. Иностранные радиостанции глушили, лишь изредка я мог слушать «Голос Америки». К радиоле купили несколько пластинок. На них была инструментальная музыка и несколько известных советских исполнителей - Рашид Бейбутов из Азербайджана, Марк Бернес и Владимир Трошин с его знаменитой «Тишиной» и еще несколько эстрадных певцов.
Из-за отсутствия развлечений школьники записывались в различные кружки, которые организовывались в школе. Я ходил в судомодельный кружок, помню, сделал подводную лодку с двигателем из скрученной резинки, которая могла проходить под водой несколько метров. В классе 6-м я записался в школьный духовой оркестр. Первые несколько лет я играл на теноре. Помню, через 3 месяца после организации оркестра мы впервые играли на школьном вечере перед Новым годом. Это был фурор. Мы знали мелодии 3 или 4 танцев (вальс, танго, фокстрот, какой-то народный танец) и все. Пришлось повторять их по нескольку раз. А в конце своего выступления мы заиграли марш, так публика стала под него танцевать – не поняли, что мы играем совсем не танцевальную мелодию.
Потом мы выучили гимн СССР и нас стали приглашать в клуб на празднование торжественных событий – Первомая, 7 Ноября, 8 Марта. Обычно после торжественного собрания был концерт художественной самодеятельности, а потом танцы, на которых мы играли. Для нас, мальчишек, многим из которых было по 14-15 лет, это было событием. Мы ходили гордыми среди своих сверстников. Тем более что после торжественного собрания, где мы играли гимн Советского Союза и туш при награждении передовиков, был концерт художественной самодеятельности и танцы. Там пели и танцевали взрослые дяди и тети, нам было чему поучиться у них. Мои земляки примерно одного со мной возраста помнят, что перед сценой была оркестровая яма, где и размещался наш оркестр, поэтому смотреть номера художественной самодеятельности было удобно, а вот наблюдать за танцующими не очень.
А потом, на 2-й год существования оркестра, в поселке произошло событие, которое потрясло всех. Была изнасилована и потом задушена 12 летняя девочка. Вначале её искали всей школой около поселка, думали, что заблудилась. Дело было зимой, когда все следы в лесу как на ладони. А она оказалась на чердаке соседа, уже пожилого мужика, который надругался над девочкой. И когда к нему пришла милиция с обыском, он повесился. Девочку хоронил весь поселок. Мы в течение 2-х дней выучили похоронный марш и играли его по пути на кладбище, и у могилы. Чтобы не замерзли инструменты, в клавиатуру залили спирт и мы вдыхали его пары во время игры. После этих похорон нас стали приглашать и на другие похороны. А потом всех вели на поминки.
Но мне запомнилось другое, связанное с этим трагическим событием. Разучивать похоронный марш нам пришлось в экстренном порядке. Нам выделили одну из комнат в бывшем здании интерната рядом со школой. В комнате была мастерская, где девчонки проходили «Домоводство». Высокие потолки и огромные окна без всяких шторок и занавесок. То есть был большой резонанс, когда мы начинали играть. А так как мы репетировали по вечерам, над заснеженным вечерним поселком раздавалась траурная музыка, которая еще больше усиливала впечатление о трагическом происшествии в поселке. По-моему, в эти дни даже занятия в вечерней школе отменили, потому что мы играли совсем рядом.
Многие ребята из оркестра тогда на поминках впервые попробовали спиртное. А некоторые даже напивались. Но я тогда вообще не пробовал спиртное – ведь я уже тогда занимался и спортом и режим был для меня святым делом. Позднее наш оркестр не играл регулярно, собираясь на репетиции лишь перед какими-то официальными мероприятиями. Я тогда уже не играл на теноре, а был барабанщиком. У меня было хорошее чувство ритма, в отличие от предыдущего барабанщика Вовки Бачурина, поэтому руководитель нашего оркестра посадил меня на это очень важное для любого музыкального коллектива место. И я неплохо с этим справлялся. Барабан в духовом оркестре значительно отличается от привычных в наше время ударных в эстрадном оркестре. Был он большой, около 1 метра в диаметре, да еще сверху его была прикреплена медная тарелка, по которой в такт надо было бить такой же большой тарелкой. Естественно, для 13-14 мальчишек (а именно в таком возрасте мы начали играть в оркестре) бить весь вечер довольно тяжелой тарелкой было трудно. Поэтому верхнюю тарелку заменили металлической слесарной чертилкой, загнув её вдвое. Называли мы её вилкой. Так и играли барабанщики все время существования оркестра. Духовой оркестр с окончанием школы нашего класса прекратил свое существование, т.к. большинство оркестрантов учились со мной.
Но не только в клубе была своя художественная самодеятельность. Была она и в Херпучинской школе. Ученики и даже учителя читали стихи, играли на музыкальных инструментах и пели под аккомпанемент баяна. С лучшими номерами школьной программы учащиеся потом выступали в клубе. А вот учащиеся старших классов, как правило, пели и хором, а лучшие и соло. Очень красиво баритоном пел мальчик из Оглонгов Гена Бехтерев. Все очень восхищались его пением и голосом.
