Когда я учился в старших классах, директором школы была Аляева. Она преподавала русский язык и литературу в нашем классе. В 11 классе накануне празднования очередной годовщины Октябрьской революции она поручила мне выучить «стихи о советском паспорте» Владимира Маяковского и прочитать их со сцены в школе. Маяковский мне нравился. Высокий, красивый, громкоголосый. Мужик, одним словом. Его стихи часто передавали по радио в авторском исполнении. Я прочитал стихи в его манере – громко и с выражением, чем вызвал бурные аплодисменты у присутствующих на вечере. Потом мне предложили прочитать стихи и на поселковом мероприятии по этому же поводу и я также получил одобрение уже взрослых бурными аплодисментами. Кстати, прошло уже почти 50 лет с того времени, а я до сих пор помню это стихотворение. К Новому году Аляева решила поставить сценку из «Евгения Онегина». Меня она назначила на роль Евгения Онегина, а роль Татьяны Лариной играла моя одноклассница из параллельного класса Лариса Шарабарина. Она была высокой, очень красивой девушкой с длинными русыми волосами и очень длинной грациозной шеей. Правда, вся её роль заключалась в том, что она сидела на стуле и слушала мой монолог. А я читал знаменитое «Я Вам писал, чего же боле.» Был я во фраке, который взяли в поселковом клубе среди реквизита художественной самодеятельности. Высокий воротник, жабо и цилиндр придавали мне довольно элегантный вид.
Жизнь в небольшом поселке, не избалованном какими-то дефицитами, заставляла их жителей крутиться. В первые годы существования нашей семьи уже с моим участием мама старалась испечь какие-нибудь вкусные вещи. Они с Кокориной были большие мастерицы печь булочки и пирожки из дрожжевого теста, коронным был пирог с начинкой из красной рыбы, а в 60-е годы появился слоенный торт «Наполеон». Разные домашние холодцы, пельмени, рыбные котлеты, как правило, были на праздничном столе. Позже мама научилась делать сальтесон. Это продукт из требухи свиней (печень, почки, селезенка, сердце), нарезанной на небольшие куски и сваренной. Все это набивалось в оболочку из желудка и толстой кишки и замораживалось на улице. Потом резалось на куски как колбаса и мы с удовольствие ели. Вкуснятина! К сожалению, это продукт мог быть приготовлен только в зимнее время. Ну и конечно, красная рыба употреблялась в любом виде – отварном, копченом или вяленом. А красную икру в пору моей юности мы ели не чайными, а столовыми ложками. Еще бы, мы ведь жили на нерестовой речке. Летом сам видел, как горбуша или летняя кета поднималась вверх по течению через перекаты (мелкие места на реке) сплошным потоком. Её не ловили сетью или удочкой, а просто втыкали пожарный багор в воду и вытаскивали рыбину. Вот какое изобилие было в реках в конце 50-х и начале 60-х годов.
Все мы в молодости хотим быть чистыми не только душой, но и телом. Пока я был маленький, то ходил в баню при школьной кочегарке с матерью. Потом, когда подрос, ходить в баню с женщинами было неприлично, поэтому стал ходить с отцом в баню к нашим знакомым. Банька была маленькая, но расположена рядом с речкой Верхний Хон, что упрощало процесс обеспечения водой. Потом стал ходить в поселковую баню. Её построили на участке, где очень близко подходят грунтовые воды, которые зимой замерзали и углы бани, где стоял фундамент, выпирало, а летом наоборот, опускало. Поэтому пол в бане был ровным только весной и осенью, а зимой он был вогнутым, а летом выпуклым. Учитывая, что при помывке моются мылом, что делает пол скользким, то немудрено, что очень многие в бане падали. Поэтому потом построили другую баню, где были соблюдены все нормы и требования. В баню мы ходили с отцом по воскресеньям, к её открытию, чтобы было не жарко. Хотя отец с удовольствием ходил в парную, он никогда не пользовался веником. Но любил сидеть рядом с тем, кто очень сильно махал веником, поэтому жар доставался и сидевшему рядом. Отец называл это «попариться на дурачка». Я в старших классах, узнав о том, что баня является хорошим средством восстановления при физических нагрузках, ходил в баню и по субботам, и дольше отца сидел в парной. После бани мы обычно играли в шахматы, а потом шли в клуб смотреть кинофильм. Когда в 9 классе в Херпучи приехал мой троюродный брат Ян Щербаков, он стал ходить в баню вместе с нами, а потом также играл в шахматы у нас. Так что отец давал сеанс одновременной игры на двух досках. Играл отец в шахматы хорошо и обычно выигрывал у нас. Правда, в 11 классе, я, прочитав довольно много издававшихся в СССР книг на шахматную тему, уже мог правильно разыгрывать дебюты и на равных играл с отцом, а иногда даже выигрывал.
Помимо друзей, т.е. лиц одного пола, в школьные годы возникали симпатии и к лицам противоположного пола. Если говорить о дружбе, то чаще всего друзей находили среди людей одного положения. Что я имею в виду? Дети интеллигенции обычно дружили между собой, так же как дети рабочих дружили друг с другом. Отличники или хорошисты почти никогда не дружили с троечниками и уж тем более с двоечниками. И, как правило, дружили с одноклассниками. Тоже самое происходило и с симпатиями к лицам противоположного пола. Я никогда не обращал внимания на девчонок младше меня и тем более на тех, кто был старше, хотя среди тех и других были очень симпатичные экземпляры.
Но так уж была устроена психика, или, скорее всего, это были издержки воспитания. Хотя, может быть, я и ошибаюсь. Девчонки были более развитые в этом отношении, их чаще интересовали старшие по возрасту мальчики. До меня доходили слухи, и чаще всего их мне передавала моя мама, что та или другая девочка «положила на меня глаз». И если эта особа, по мнению моей мамы, мне не была ровней по каким-то признакам, она так и говорила. Например, в старших классах мама считала, что мне симпатизирует Валя Дремина, дочь драгера. Она была довольно развитой в физическом отношении, разбитная и грубоватая. Мама все боялась, чтобы эта девочка меня не захомутала или тем более не склонила к интиму. И когда после школьного выпускного бала я исчез (а разошлись по парам почти все), она все гадала, с кем я ушел. И когда я пришел домой под утро, первым её вопросом был, с кем я гулял. И когда узнала, что я был с Ритой Кандала, успокоилась, так как эта девочка ей нравилась.
И, тем не менее, девчонки очень ревностно, как к своей собственности, относились к нам, своим одноклассникам. Приведу 2 примера этому. Оба случая произошли, когда я учился в 11 классе. Как-то зимой я оказался в кино рядом с девочкой из 10 класса. Она было естественной блондинкой, с длинными волосами, красивыми глазами. Единственно, что её портило – длинный нос, как у Кристины Орбакайте. Я знал, что ей нравлюсь, и в середине сеанса взял девочку за руку. И она её не отдернула. После кино я проводил девочку домой. Естественно, это стало достоянием моих одноклассниц уже в этот же вечер. И когда на следующее утро я пришел в школу, подвергся бойкоту – никто из девочек в классе со мной не разговаривал, не отвечал на мои вопросы. Так продолжалось два или три дня. Потом они меня «простили».
Чуть позже, ранней весной, еще везде лежал снег, я ехал на велосипеде и увидел незнакомую молодую женщину, которая несла довольно большой чемодан. Я предложил ей свою помощь и она её не отвергла. Я поставил чемодан на багажник велосипеда и пошел рядом с девушкой. Разговорились, она приехала в командировку и искала гостиницу в поселке. Я довез чемодан до гостиницы, помог устроиться, а вечером пригласил её в кино. И всё. Но на следующее утро был опять бойкот со стороны девчонок. Более всего их задело, что все они ходили в валенках, а приезжая дама в сапогах. И хотя в это время ни одна из одноклассниц со мной не дружила, но и другим не позволяли. Какие собственницы!
