Тетя Нина
Мои родители были из многодетных семей. У Ивана и Пелагеи Щербаковых было три дочери и три сына, а у Степана и Ульяны Пастернак на одну дочь больше. Обе семьи были раскулачены в начале 30-х годов и сосланы на спецпоселение. Но если все дети у семьи Щербаков родились до этого, то у Пастернаков две дочери и сын родились на спецпоселении.
Мой отец Константин был пятым ребенком в семье, а моя мама Александра была старшим ребенком. И на её долю выпало немало забот по уходу за младшими детьми в трудные предвоенные годы, да еще живя в спецпоселении далеко на севере Хабаровского края. В начале 40-х годов семьи Щербаковых и Пастернаков были реабилитированы, и дети получили возможность получать высшее образование. Моя мама закончила Хабаровский пединститут и по распределению попала в 1943 году на работу учителем немецкого языка в Херпучинскую среднюю школу, где в 1946 году познакомилась с демобилизованным воином Красной Армии, учителем начальных классов Константином Щербаковым. Так появилась семья, в которой в 1947 году родился я.
А пятый ребенок в семье Пастернаков дочка Нина родилась в 1937 году, и долго жила с родителями в колхозе, где её отец был председателем, который и образовал колхоз из артели в 40-е годы. Начальную школу Нина окончила в родной деревне, в средних классах училась и жила в интернате в селе Веселая Горка. А вот когда она перешла в 8 класс, мама посоветовалась с мужем, и решила взять Нину в Херпучи. Это случилось летом 1951 года.
Квартира у родителей была служебная, кухня и комната в двухквартирном деревянном доме. Соседями по квартире была семья Кокориных, учительницы Агнии Иннокентьевны, и её тети Лены. А вот муж Кокориной в то время находился в заключении по сфабрикованному НКВД делу о краже золота. За капитальной стеной дома жила семья учительницы математики Заниной с матерью и сыном.
К старшим классам Нина выросла в симпатичную, если не сказать, красивую, черноволосую и черноглазую девушку, с чуть курносым носом, высокой грудью ( у всех дочерей в семье Пастернаков была красивая высокая грудь). Она дружила с одноклассницей Кольиной, а вот кавалер у неё был кореец, старший сын директора школы Мирослав Огай. Думаю, он любил Нину по настоящему, а Нина позволяла ему это делать.
Я в это время еще не учился в школе, и моим другом был младший сын в семье директора школы Алеша Огай. К этому времени мой отец уже стал учителем математики и завучем в школе, его приняли в партию. В начале 1954 года его назначили директором семилетней школы в соседнем поселке Оглонги. К этому времени из заключения по реабилитации вышел муж соседки, Иннокентий Семенович Кокорин. До это он работал приемщиком золота на прииске, а после освобождения его назначили директором поселкового клуба. Годы заключения испортили характер дяди Кеши, как я его называл. Он был молчаливым, угрюмым, часто сидел у стола в комнате, читал и гладил своего любимого кота по кличке Пушок. У меня на память от этого кота остался шрам на правой руке, когда я в свой день рождения полез разнимать дерущихся котов. Но моя тетя находила со всей семьей Кокориных общий язык.
В начале лета 1954 года Нина окончила среднюю школу. В это время по указу Хрущева колхозникам из спецпереселенцев разрешили покидать места спецпоселения, и семья Пастернаков переехала под Хабаровск, где Степан Васильевич устроился директором подсобного хозяйства краевой психбольницы и ему дали служебную квартиру. Вместе с женой и младшими детьми, дочерью Аллой и сыном Володей, они перебрались под Хабаровск. Туда же уехала и Нина. Перед отъездом мы с ней сфотографировались в комнате, сидя на диване (фото на заставке)
Я не знаю точно, когда она поступила и окончила техникум связи в Хабаровске, когда вышла замуж за уволившегося из армии солдата Анатолия Мартынова, когда родились первые дочери-близняшки Лариса и Ира, а потом и сын Игорь. Я не жил рядом, приезжал в Хабаровск на летние каникулы вместе с родителями. К тому времени, как у Нины появились дети, был построен частный дом дедушки и бабушки с надворными постройка в том же подсобном хозяйстве. На лето в него привозили детей школьного возраста старшие дочери Пастернаков, живущие на севере Хабаровского края. Нас привозили на свежее молоко и овощи, но мы по мере возможностей помогали взрослым. А вот дети Нины были еще совсем маленькими, за ними нужен был пригляд, чем и занимались девочки, дочери сестры мамы Лизы.
Нина работала на центральном телеграфе на площади Ленина в центре города. Добираться туда из пригорода Хабаровска было долго, но другого выхода не было. Где и кем работал муж Нины Анатолий, точно не знаю, но у него были "золотые" руки. Он очень помог строителям в благоустройстве дома и дворовых построек. Помню, как они с моим отцом обшивали дощечками наружные стены сруба дома, чтобы птицы не вытаскивали из щелей утеплитель. Позже, когда Нине выделили участок под дачу, он построил на участке дачный домик, правда, не до конца. Но об этом чуть позже.
Нина как многодетная мать стояла на льготной очереди на квартиру. Она была очень настойчивой, часто ходила к начальству, и в конце концов ей дали квартиру на втором Хабаровске. Я был в этой квартире еще школьником старших классов, но точно не могу сказать, сколько комнат в квартире было. Помню, недалеко был аэродром ДОСААФ, где учили парашютистов прыгать из самолетов Ан-2. Есть наша с Ниной и Анатолием совместная фотография на лавочке у летного поля аэродрома.
Потом Нина получила другую квартиру, на этот раз недалеко от работы, на улице Пушкина. Дом был панельный, три комнаты, так что квартирный вопрос можно сказать, был решен. Но семья дала течь.
Анатолий был гулена и не прочь выпить, и поэтому они с Ниной часто ругались. В конце концов Анатолий нашел другую женщину и ушел из семьи. Поэтому он и не достроил дачный домик, который несколько лет стоял без окон и без дверей. В 1977 году мои родители перебрались в Хабаровск, где у них была кооперативная квартира, в которой жила моя семья. Год мы жили всемером в 2-х комнатной квартире 27 кв.м полезной площади. Детям приходилось спать на полу и на кресле-кровати. Но в 1978 году мне дали квартиру от больницы, где я работал, в районе остановки "Заводская". Так что квартирный вопрос у родителей тоже решился благополучно.
Еще летом 1978 года мой отец узнал у Нины, что стоит недостроенный дачный домик, хотя есть все материалы, поехал с ней посмотреть на все это, и принял решение достроить и домик, возвести туалет в углу участка, летнюю кухню и сарайчик для инструмента и хранения урожая. У отца были не менее "золотые" руки, чем у Анатолий Мартынова, и он приступил к выполнения плана. Где-то ему помогала Нина, когда требовалась мужская сила, помогали ему мы с братом. Отец, пенсионер, который устроился работать рабочим в геологический музей, чтобы получать максимальные 300 рулей вместе с пенсией, мог заниматься работами на даче только в выходные дни. Они утром в субботний день вместе с Ниной ехали на дачу в районе "малого" аэропорта, там ночевали, а к вечеру воскресенья возвращались. Отец занимался строительством, а Нина огородом. Она старалась повкуснее накормить своего работника, и это ей удавалось.
Все женщины из семьи Пастернаков были хорошими хозяйками и умели вкусно и разнообразно готовить. Их учила мать, украинка по фамилии Бондаренко, крестьянка, которая вместе с родителями была привезена в Забайкалье во время Столыпинской реформы. Потом вышла замуж за выходца из Белоруссии Степана Пастернака, который во время раскулачивания, будучи работником сельсовета, предупредил родственника, что его собираются раскулачивать, и тоже пострадал. Пришлось уезжать в Хабаровск, но его сдал НКВД тот самый родственник, которому он помог. Так Степан Пастернак с женой и 4 детьми поздней осенью 1933 года оказался в Кербинском районе на севере Хабаровского края. Первую зиму пришлось зимовать в землянке. Потом грамотного и неплохого организатора заметили, поручили организовать сельхозартель, а потом колхоз недалеко от райцентра, где семья и жила до 1954 года. Там и родилась Нина.
Моя мама иногда ездила помогать Нине, особенно с уборкой урожая, и за это Нина давала ей свежие овощи. А уж дома мама их солила, мариновала. У Нины этих солений и варений было очень много. За зиму они не все уходили в пищу, так что перепадало и моей семье. Но это в какой-то степени была благодарность моей тети мне за помощь в лечении. Вот как это произошло.
Отец не только сделал все по благоустройству дачи, что ему заказала Нина, но и кое-что сверх. Он сделал небольшую табуретку, чтобы Нина могла копаться в грядках не наклоняясь, а сидя на табуреточке. Но табуретка была именно для этого, а не для чего-то еще. И поэтому, когда Нина взгромоздилась на неё, чтобы что-то достать наверху, табуретка перевернулась, и одна ножка вошла тучной женщине в промежность.
Нину на скорой привезли в больницу по месту жительства, госпитализировали в хирургическое отделение 3-й горбольницы. Промежность у человека вообще не самое стерильное место, а тут еще испачканная землей деревянная ножка добавила инфекции, так что все грозило Нине большими неприятностями в интимном месте. Хирурги в больнице не были доками в лечении гнойных больных, и расписались в собственном бессилии. Я в это время уже работал в 11-й горбольнице несколько лет, и знал, кто есть кто из врачей. Когда мне позвонила одна из дочерей Нины и рассказала обо всем, я велел им привезти мать в нашу больницу, а сам договорился с хирургом Лёней Жестковым, моим земляком, который был большим специалистом по лечению именно гнойных ран. Нину положили к нему палату, и он начал её лечить. И весьма успешно. Видимо, сказалось еще и то, что моя тетушка буквально влюбилась в своего доктора, который был на год младше меня. Лёня вообще был симпатичный мужчина и к тому же холостой, но он покорил тетку и всех лежащих в этой палате женщин тем, что почти весь рабочий день проводил в палате, рассказывая им об их патологии, планах по лечению. Никому из сестер не доверял перевязки, все делал сам.
Меня учили еще в институте, что в процессе лечения участвуют трое: врач, пациент и болезнь. И с кем будет пациент, с врачом или болезнью, зависит успех лечения. Вот у Лёни все пациенты были с ним, а не с болезнью, так что у Нины все обошлось без всяких осложнений. Уверен, что в 3-й больнице её бы не вылечили. Это понимала и Нина, поэтому и благодарила меня тем, что давала соленые помидоры и огурцы в банках, в Лёне пару раз привозила испеченный ей самолично пирог.
Нина оказалось последним человеком в жизни моей мамы, которую та видела. В 2001 году мама лежала в больнице водников, что расположена рядом с домом, где жила моя семья. Её по моей просьбе осмотрела профессор Воронина Наталья Владимировна, скорректировала лечение. Мы навещали маму каждый вечер, принося ей на ужин любимые ею домашние блюда. Навещала маму и Нина, которая считала это делать своим долгом, Очень уж много мама помогла семье Нины за все годы. В тот день Нина пришла с утра. Она сидела в палате мамы, которая выходила на переулок Ладожский. Мама увидела, как мимо проехал я на своей машине, отправляясь на работу, и сказала Нине: "Вон Саша поехал", и тут с ней случился инсульт - кровоизлияние в продолговатый мозг. Она впала в кому, из которой так и не вышла, несмотря на проводимое лечение, и умерла через неделю. А Нина мне рассказала о последних минутах перед инсультом у моей мамы.
Вообще на долю моей тети Нины выпало немало испытаний, но я не буду о них говорить. Но вот о самом тяжелом все же напишу. У Нины при очередном медосмотре обнаружили опухоль в молочной железе. Вообще медики считают, что рак молочной железы чаще бывает у женщин, которые не кормили грудью, а рак шейки матчи у много рожавших женщин. Нина всех детей кормила своим молоком, а двое родов не так и много. Но еще об одном обстоятельстве говорят онкологи. Запущенный рак груди чаще бывает у женщин, к которых нет мужа или любовника. Обычно потискать груди любят все мужики, они-то и обнаруживают какие то уплотнения или образования у женщины в молочных железах.
Рак у Нины был не в запущенной стадии. Её по моей просьбе оперировал главный врач краевого диспансера Владимир Матвеевич Киндялов. К нему же она и ходила для наблюдения, тем более что открывшееся после ремонта диспансерное отделение было напротив дома на Пушкина, где жила Нина. Пять лет все было нормально, но потом обнаружились метастазы в брюшной полости. Стали проводить курсы химиотерапии, причем очень жесткие. Они сказывались на показателях крови. Например, у нормального человека количество лейкоцитов в 1 мл крови 6-8 тысяч, а у Нины после некоторых курсов их было всего 500-600.
О болячке Нины узнал её школьный друг Мирослав Огай. Он стал покупать в китайской компании "Тяньши" препарат хитозан, изготовленный из панцирей морских красноногих крабов. Препарат подавляет размножение и препятствует метастазированию раковых клеток. Нина стала применять хитозан по схеме, и такое комплексное лечение - химиотерапия и хитозан, продлило её жизнь на несколько лет. Обычно при таких стадиях рака с метастазами человек редко живет больше года.
Я не смог проводить Нину в последний путь, в это время уже жил в Сибири, в городе Нефтеюганске. А вот Нина вместе с семьей дочери Ирины и другими родственниками проводила меня в Сибирь, когда мы устроили проводины. Собрались все близкие нам люди, мы много вспоминали, и как жили в Херпучах, и на подсобном хозяйстве психбольницы. Все же нас связывало почти полвека жизни недалеко друг от друга. Мы все из того поколения, которое знало свою родню, общалась с ней и в праздничные дни, но чаще в горькие минуты, когда кто-то из близких умирал. Я буду помнить свою тетю Нину, пока живу. Вечная ей память.
