Итак, дела мои в Холодильном складывались не лучшим образом. Но я на что-то надеялся и, проявляя излишнее рвение, брался даже за то, что не входило в мои прямые обязанности. Осенью я со студентами ездил в колхоз на картошку (мероприятие для меня излишнее, к тому же лишавшее необходимых побочных заработков, позволявших моей семье хоть как-то сводить концы с концами). Во время предвыборной кампании меня, презренного полуставочника, облагодетельствовали доверием и выдвинули в агитаторы, и это чуть не закончилось для меня печально.
Прихожу я в партком за списками избирателей и нарываюсь нежданно-негаданно на оскорбления. Оказывается, я на несколько минут опоздал. И хотя не знал, что опаздываю, я вежливо извинился. Приняв мою вежливость, вероятно, за слабость, тот, кто распоряжался списками, заявил, что мои извинения ему не нужны, что у них, понимаешь, кампания, а я ее срываю. Хам этот, что называется, меня достал. И я в ответ буркнул: «Ну, если у вас сейчас кампания, я зайду в другой раз». На следующий день меня пригласили в партком, где дали такую уничижительную характеристику, что я попробовал объясниться. Мои объяснения сочли клеветой на крупного уважаемого ученого. «Это вам дорого обойдется!» Я помню эту немую сцену, их вытянутые физиономии, их вытаращенные от изумления пустые глаза, когда мне пришлось сообщить, что я вообще не член партии. Досталось всей кафедре («Кому доверили?»). Мог ли я после этого рассчитывать на свое продвижение?
То, что я беспартийный, тоже, естественно, не способствовало моему карьерному росту. Когда меня спрашивали, почему я не член партии, я легкомысленно отвечал: «По техническим причинам». Этот ничего не прояснявший ответ настолько, видимо, был неожиданным, что от меня немедленно отступали, тихо и как бы соглашаясь со мной.
Так как на ту зарплату, которой вознаграждали мой труд в институте, можно было протянуть ноги, приходилось работать на стороне. Источники были разные, давно уже мною освоенные: переводы, репетиторство, синхронные переводы фильмов и синхронный перевод на различных конференциях и, наконец, дубляж на «Ленфильме». Но появились и новые. Сам теперь удивляюсь и поражаюсь. Пожалуй, я ничем не гнушался, пускался во все тяжкие. Я помогал писать курсовые работы и дипломы, но это случалось эпизодически. Зато регулярно по вечерам я направлял стопы в Институт метрологии имени Менделеева или в Госрегистр, где готовил соискателей в кандидаты наук к экзамену по немецкому языку. Обычно в эти часы в актовом зале собиралось человек тридцать, заинтересованных в том, чтобы выбиться в люди. Чисто научные интересы уступали здесь место интересам чисто житейским, в основном материальным. Я сочувствовал этим людям. В ту пору ходила шутка: «И в науке, по Шолохову, произошел перелом: в науку пошел середняк».
Свободное копирование
