Кончились "беспорядки", началась "революция".
Но в нее все еще все продолжали не верить.
В этот момент пришел в Думу высочайший указ о роспуске Думы.
Говорилось впоследствии часто, что Дума отказалась разойтись. Это весьма неточно.
Дума и не собралась как таковая.
Члены Думы по получении указа собрались в частное совещание для обсуждения положения дел, становившегося все более грозным.
Члены правых партий уже отсутствовали, но и остальные не проявляли никакой склонности к рискованным решениям. Во всяком случае, мое предложение перейти из "полуциркульного" зала в зал общих собраний и тем самым официально установить факт неподчинения формально выраженной воле монарха, не имело ровно никакого успеха, хотя я тут же пророчествовал: "Вы боитесь ответственности? Но от ответственности вы не уйдете, а достоинство свое уроните безвозвратно".
После долгих прений, во время которых, между прочим, прославившийся впоследствии своим радикализмом министр Некрасов выступал с предложением учреждения какого-то пятичленного Комитета с никому не известным генералом Маниковским во главе, было, наконец, решено образовать "Временный комитет для поддержания порядка и для сношения с организациями и лицами" из двенадцати членов Думы.
Самая длиннота названия Комитета нарочито подчеркивала его нереволюционность.
Уже во время прений в заседание ворвался офицер -- начальник воинского караула с просьбой о защите против толпы солдат, студентов и рабочих, плотным кольцом обступивших дворец и желавших "снять" караул.
Толпа вошла во дворец и расположилась в Екатерининском и Круглом залах. Начался митинг, непрерывно продолжавшийся несколько дней и ночей. Сказался сразу великий грех русской интеллигенции, столь дорого впоследствии стоивший России, -- пошли речи, речи и речи. Говорили без отдыха, до потери голоса, и никто не думал, что надо же начать действовать.