Не успели мы зажить опять своей губаревской жизнью, прерванной этой катастрофой, как получился ряд телеграмм, с нарочными со станции Курдюм. Телеграфировали о своем приезде к нам дядя Владимир Григорьевич Трирогов из Петербурга, m-elle Корсак из Москвы и семья Зузиных из Костромы...
Начались спешные приготовления к приему гостей. Столяр сбивал детские походные кроватки, управляющий и экономка готовили провизию, и в половине мая дом наш наполнился гостями. Вся жизнь наша потекла как-то особенно весело и парадно, и новая гувернантка Оленьки Екатерина Евстафьевна Корсак сразу попала в очень оживленное общество. Особенно были милы Зузинята: 10-летний шалун Сережа,-- прямой, живой и решительный до дерзости мальчик; Борис -- гримасник, но умница, остряк и поразительно музыкальный; Миша -- тогда тоненький, точеный, как куколка, очень живой мальчик, но уже сдержанный и себе на уме; и 3-летняя Наташа -- кудрявый, прелестный ребенок...
20 мая, день ангела дяди и Лели, особенно торжественно было отпраздновано у нас в том году. Я не говорю о традиционных гирляндах из зелени и цветов, обвивавших балкон дяди и террасу, о громадном кренделе с вензелями, честь и слава повара Василия, но главное торжество ожидалось вечером: мы приготовили иллюминацию и живые картины в кегельной галлерее в саду. Как только стемнело, вдоль аллей зажгли плошки, а вокруг дома по всем деревьям загорелись разноцветные фонарики. Шмит пустил несколько ракет и дал несколько залпов из пугачевских пушек.
Конечно, кроме всех своих, которым Леля, выбранный кассиром, очень серьезно выдавал бесплатные билеты, а Гриша с Севой усаживали в ряды стульев в галерее, сбежалась вся дворня и масса деревенского люда, уже привыкшего к нашим семейным праздникам. Им было приготовлено угощение: мешки орехов, сладких рожков, пряников и леденцов. В живых картинах участвовали, конечно, мы все, дети, и дворовые дети. Вероятно, все было очень удачно, потому что нам, по крайней мере, было очень весело...