Глава семнадцатая
Продолжение того же дня. — Современница. — Плац-адъютант. — Дочери мадам Тома. — «Серебряный лев». — Капитан Поле и его лейтенант. — Корсары. — Бомбардировка. — Отъезд лорда Лоудердэля. — Переодетая комедиантщица. — «Палач черепов». — Мадам Анри и ее девицы. — Я отправляюсь в плавание. — Морское сражение. — Гибель помощника капитана Поле. — Взятие военного брига. — Мой двойник. — Я переменяю имя. — Смерть Дюфайльи. — День крещения. — Крушение фрегата. — Я хочу спасти двух любовников. — Жены рыбаков.
Изображая перед нами сцену с вербовщиками, старик Дюфайльи не переставал пить после каждого слова. Он придерживался того мнения, что речь свободнее льется, когда смачиваешь глотку; конечно, он мог бы заливать свой рассказ водою, но он питал отвращение к воде, по его словам, с тех пор, как упал в море, -- это приключение случилось с ним в 1789 году. Рассказывая и попивая, он опьянел, сам не замечая того. Наконец он дошел до того, что ему стоило невероятных усилий выражать свои мысли: язык стал неповоротлив. Тогда фурьер и сержант нашли, что пора разойтись.
Дюфайльи и я остались вдвоем; он задремал, опершись на стол, и вскоре раздался его богатырский храп, а я тем временем спокойно переваривал завтрак, предавался своим размышлениям. Прошло часа три -- он не просыпался. Наконец выспавшись, он был удивлен, увидев, что не один. Сначала он различал меня сквозь густой туман, который застилал ему глаза, но винные пары скоро рассеялись, и он узнал меня. Но более он ни на что не был способен. Приказав подать себе кружку черного кофе и опрокинув в нее целую солонку, он выпил эту жидкость маленькими глотками, потом встал, шатаясь, повис на моей руке, увлекая меня по направлению к двери; моя опора была для него более чем необходима, он был беспомощен, как грудной ребенок.
-- Ты тащи меня на буксире, а я буду лоцманом. Видишь телеграф? Что он говорит, задрав кверху руки? Он извещает, что Дюфайльи плывет против ветра... Слышите ли, Дюфайльи, -- в триста тонн, по крайней мере. Не беспокойся, он не собьется с пути, Дюфайльи!
И в то же время, не выпуская моей руки, он снял шляпу и, повертывая ее на кончике пальца, кричал:
-- Вот мой компас! Внимание -- держу гафель со стороны кокарды... Нос к улице Рыбаков, вперед марш! -- скомандовал Дюфайльи, и мы вместе направились в нижнюю часть города.
Дюфайльи обещал дать мне совет, но в настоящую минуту он был решительно ни на что не годен. Мне ужасно хотелось, чтобы он очнулся; к несчастью, движение и свежий воздух оказали на него действие противоположное. Спускаясь вниз вдоль большой улицы, мы не пропускали ни одного дрянного кабачка, которых развелось многое множество вследствие квартировки армии; повсюду мы делали более или менее продолжительную стоянку, несмотря на мое желание выиграть время; каждая пробка, по выражению Дюфайльи, служила якорным местом, где необходимо было остановиться, а каждая остановка еще более увеличивала груз, который я волочил с таким трудом.
-- Я нализался, как подлец! -- повторял от времени до времени мой спутник. -- А между тем я вовсе не подлец, ведь не одни подлецы напиваются, правда, дружище?
Двадцать раз я уже решался отвязаться от него, но трезвый Дюфайльи мог быть для меня якорем спасения; я вспомнил его битком набитый кожаный пояс и отлично сознавал, что он должен иметь другие источники для доходов помимо скудного жалованья сержанта. Дошедши до площади Альтон, против церкви, ему пришла в голову фантазия вычистить свои сапоги.
-- Ваксы первый сорт, слышишь ли!.. -- приказал он, поставив ногу на скамейку.
-- Слушаюсь, господин офицер, -- ответил чистильщик. В эту минуту Дюфайльи потерял равновесие; я полагал, что он свалится, и спешил поддержать его.
-- Эй, земляк, ты боишься боковой качки, что ли, не беспокойся, у меня ноги покрепче твоих, недаром я моряк.
Между тем чистильщик быстрыми взмахами щетки вымазал ему весь сапог ваксой.
-- А окончательный глянец до завтра! -- сказал Дюфайльи, кладя су в руку чистильщика.
-- Ну, от вас не разбогатеешь, франт.
-- Что за пустяки он мелет? Берегись, не то как раз дерну тебя сапогом! -- Дюфайльи замахивается, но его шапка, свалившаяся на затылок, падает на землю, ветер гонит ее дальше по мостовой; чистильщик бежит за ней и приносит обратно.
-- Шапка-то двух грошей не стоит! -- восклицает Дюфайльи. -- Ну да все равно -- ты добрый малый. -- Порывшись в кармане, он вытаскивает горсть гиней. -- Бери, выпей за мое здоровье...
-- Много благодарен, господин полковник, -- отвечал чистильщик, который согласовал чины со щедростью.
-- Теперь, -- сказал Дюфайльи, который, по-видимому, начинал приходить в себя, -- я должен повести тебя в места злачные.
Свободное копирование
