Бель-Роз повел нас к себе; квартира его была не из блестящих -- две комнатки на заднем дворе в доме довольно подозрительного вида, недалеко от арки Марион. Мадам Бель-Роз была распростерта на кровати под балдахином в глубине второй комнаты; голова ее покоилась на груде подушек. Около постели стояли два костыля, а с другой стороны -- ночной столик, на котором лежали плевательница, роговая табакерка, серебряный кубок и бутылка водки. Г-же Бель-Роз на вид было лет сорок пять -- пятьдесят; она была одета в элегантное неглиже и пеньюар, обшитый кружевами. Лицо ее было искусно размалевано. В самый момент нашего появления с ней сделался жестокий припадок кашля. "Погодите, пока она кончит", -- обратился к нам Бель-Роз. Наконец кашель стих.
-- Ты можешь говорить, милочка?
-- Да, мой котик, -- ответила она.
-- Ну, так сделай одолжение, расскажи этим господам, какие состояния можно нажить в колониях.
-- Громадные, мосье Бель-Роз, громадные!
-- Какие партии там находят?
-- Какие партии? Блестящие, мосье Бель-Роз, блестящие -- самая бедная из наследниц приносит в приданое миллионы пиастров!
-- А жизнь какую там ведут?
-- Жизнь любого каноника, мосье Бель-Роз.
-- Вот видите ли, -- сказал супруг, -- я ведь не заставлял ее говорить все это.
Фарс был разыгран. Бель-Роз предложил выпить, чтобы освежиться, малую толику рому: мы чокнулись с его супругой, выпили за ее здоровье, а она со своей стороны пожелала нам счастливого пути. "Ведь я полагаю, -- прибавила она, -- что эти господа принадлежат к нашей компании; у вас, друг мой, -- прибавила она, обращаясь к Фанфану, -- у вас такая фигура, которая больше всего нравится в этой стране: плечи в косую сажень, грудь широкая, ноги сильные, нос орлиный". Потом, обращаясь ко мне: "А вы также неплохи -- оба вы молодцы".
-- Заметь также, что они не позволят наступить себе на ногу, нет не позволят, -- вставил Бель-Роз. -- Вот этот самый господин доказал свою храбрость не далее, как сегодня утром.
-- Ах, неужто? От души поздравляю вас; я всегда имела слабость к молодым людям -- это моя страсть. Ведь ты не ревнуешь, Бель-Роз?
-- Ревновать! Вот пустяки-то! Этот господин был героем храбрости; я об этом не могу не уведомить полк -- это будет известно и начальнику. Повышение наверняка... по крайней мере, капралом будет, если не офицером... Гм, когда будете щеголять в эполетах, голову-то высоко небось задерете?
Фанфан ног под собой не чувствовал от радости. Я, со своей стороны, был уверен, что я, по меньшей мере, настолько же храбр, и думал про себя; "Если он будет повышен, то уж я-то от него не отстану". Мы оба были на седьмом небе.
-- Мне необходимо предупредить вас, -- продолжал вербовщик, -- вот насчет чего; вы прекрасно зарекомендовали себя и, наверное, пойдете в гору, причем вам невозможно будет избегнуть завистников; их много во всех полках, как и повсюду... но помните, что если вас хоть пальцем тронут, то я вступлюсь за вас... Уж если кто под моим покровительством... впрочем, довольно, вы меня понимаете. Пишите мне.
-- Как! -- воскликнул Фанфан. -- Вы с нами не едете?
-- К прискорбию, нет, -- ответил Бель-Роз, -- я нужен министру; я вас нагоню в Бресте. Завтра в восемь часов, не позже, я вас жду здесь, теперь мне некогда баклуши бить; служба службой. Итак, до завтра.
Мы распростились с мадам Бель-Роз, которая изъявила желание облобызаться и со мной. На другой день, рано разбуженные клопами, которые изобиловали в Гриффоне, мы в половине восьмого были уже на месте.
-- Люблю людей аккуратных! -- воскликнул Бель-Роз, завидев нас. -- Как видите, я тоже аккуратен.
Потом он прибавил строгим тоном:
-- Если у вас есть друзья или знакомые, то вам остается еще целый день, чтоб с ними распроститься. Вот ваш дорожный паспорт, прогонов вам полагается три су с мили с квартирой, отоплением и освещением. Вы можете не останавливаться на этапах, если вам заблагорассудится, это дело не мое; но не забывайте, что если вас завтра вечером встретят в Париже, то спровадят по назначению с жандармами.
Эта угроза нас окончательно смутила; каша была заварена -- приходилось расхлебывать ее: мы покорились своей судьбе. От Парижа до Бреста знатный конец; невзирая на усталость и волдыри на ногах, мы храбро совершали наши определенные десять лье в день. Наконец мы прибыли на место, раз тысячу проклянув Бель-Роза. Месяц спустя мы отплыли на корабле, а десять лет спустя, день в день, я получил сразу чин капрала, Фанфан также. Он погиб в Сан-Доминго во время экспедиции Леклерка -- жертвой негрской накожной болезни; славный малый был! Царство ему небесное. Что касается меня, то я и до сих пор могу похвастаться зоркими глазами и крепкими ногами -- машина еще годится, и не случится аварии -- так я еще вас всех переживу. Много мне пришлось вынести превратностей в свою жизнь; судьба меня перебрасывала из одной колонии в другую, всюду я побывал, скитался -- и от этого не сделался богаче; ну да все равно, веселый народ не пропадает...
-- И потом, когда все вышло, так еще кое-что остается, -- продолжал сержант Дюфайльи, хлопнув по карманам своего потертого мундира и приподнимая жилет, чтобы показать нам кожаный пояс, который битком был набит и чуть не лопался.
-- Есть там малая толика желтушек. Индийская компания мне еще состоит в долгу; получу должок с первым трехмачтовым.
-- А пока вам хорошо живется, дядюшка, Дюфайльи? -- сказал фурьер.
-- Ничего, недурно, -- повторил он.
"Да, хорошо", -- подумал я про себя, решившись поддержать это случайное знакомство, приобретенное так кстати.
Свободное копирование
