Завтрак прошел весело: много толковали о скупости родителей, о сквалыжничестве мастеровых-хозяев, о счастьи быть независимыми, о громадных богатствах, которые можно добыть в Индии; названия -- Капской земли, Шандернагора, Калькутты, Пондишери, Тибо-Салба -- были ловко вклеены в разговор; рассказали несколько примеров о громадных состояниях, нажитых молодыми людьми, недавно приглашенными Бель-Розом.
-- Говоря не хвастаясь, -- сказал он, -- у меня рука пресчастливая. Давно ли кажется пригласил хоть бы этого маленького Мартена, а теперь, глядите-ка, он в набоба превратился -- катается как сыр в масле. Я пари держу, что он заважничался и если встретит меня, -- так и не узнает. О, много неблагодарных на белом свете! Но что ж делать, таков наш общий удел!
За столом просидели долго... За десертом Бель-Роз снова начал толковать о прекрасных фруктах Антильских островов. Подали дорогие вина. "Да здравствует капское вино! Вот вино, так вино!" -- воскликнул он; за кофе он стал восхищаться мартиникским; принесли коньяк -- он поморщился: "Ну уж это и в подметки не годится божественному ямайскому рому". Ему налили ликера. "Это еще можно пить, -- заметил он, -- но все-таки оно далеко не то, что восхитительные ликеры знаменитой мадам Анфу".
Бель-Роз поместился между мной и Фанфаном. Во все время завтрака он осыпал нас попечениями, не переставая напевать нам: "Опорожняйте стаканы. Что вы за мокрые курицы, виданное ли это дело, да ну же берите с меня пример! Глядите, как я глотаю".
Эти понуканья произвели свое действие. Фанфан и я, мы порядком нализались, в особенности он.
-- Мосье Бель-Роз, далеко нам еще от колоний Шамбернагора, Серингапатама?.. Далеко еще?.. -- бормотал он то и дело. Ему казалось, что уж он на корабле и едет в Индию.
-- Терпение! -- успокаивал его Бель-Роз. -- Скоро приедем, а пока я расскажу вам кое-что. Раз я был дежурным у губернаторских ворот.
-- Слышите ли, он губернатором был! -- бессвязно повторял за ним Фанфан.
-- Да замолчите же, не мешайте, -- рассердился Бель-Роз, зажимая ему рот, -- я только солдатом был тогда, -- продолжал он. -- Я спокойно сидел перед своей будкой, отдыхая на диване, как вдруг негр, который нёс мое ружье... Надо вам знать, что в колониях уж так заведено, чтобы каждый солдат имел двух невольников, мужчину и женщину; это слуги, с которыми вы делаете что вам угодно, и если они вам не по сердцу, так вы можете их казнить или миловать, можете даже прихлопнуть их, как мух. Что касается женщины, то она также в полном вашем распоряжении. Итак, я был на карауле, мой негр нёс мое ружье...
Едва успел Бель-Роз произнести эти слова, как в залу вошел солдат в полной форме и вручил ему письмо, которое он поспешно распечатал. "От военного министра, -- сказал он, -- его превосходительство г. Сартин пишет мне, что я по приказу короля обязан немедленно отправиться в Суринам. Черт возьми, -- обратился он к нам, -- не думал не гадал так скоро с вами расстаться. Ну все равно! Вам же больше останется!.."
Бель-Роз схватил стакан правой рукой и стал изо всех сил колотить по столу. Между тем наши собутыльники друг за другом ускользнули в отворенную дверь. Наконец показалась служанка.
-- Эй! Счет подать и позвать хозяина!
Хозяин является со счетом.
-- Удивительно, какие это приняло почтенные размеры, -- замечает Бель-Роз, -- неужто сто девяносто ливров, двенадцать су, шесть денье? Уж это слишком, Ниве, вы нас грабите, да и только. Например, вот пункт, который я ни за что не пропущу вам: четыре лимона -- двадцать четыре су. Во-первых, лимонов было только три -- первая ошибка. Семь получашек: мило, оказывается, что проверять-то вас нелишнее, -- нас было всего шестеро. Божусь, что открою еще неточности... Спаржа -- восемнадцать ливров -- это уже чересчур!
-- Как, в апреле-то? -- заметил Ниве. -- Новая новинка!
-- Ваша правда, продолжаю: горошек, артишоки, рыба. Посмотрим-ка, что скажет земляника... двадцать четыре ливра... ну уж нечего сказать... Что касается вина, то цены еще сносны... Теперь поймаю вас на сложении: сношу нуль, один в уме, три в уме... Ну, итог верен, двенадцать су спустить, потом шесть денье -- остается сто девяносто ливров. Доверяете мне настолько, старичок Ниве?..
-- Ну нет, -- ответил трактирщик, -- вчера еще ладно, сегодня другое дело, на суше кредит можно сделать, а когда вы будете плавать в вашей ореховой скорлупе, где я вас стану отыскивать? В Суринаме, что ли? К черту должников за морем!.. Предупреждаю вас, что вы не выйдете отсюда, пока не заплатите. Впрочем, я пошлю за полицией, тогда мы увидим...
Ниве удалился, по-видимому, разгневанный.
-- Он на это способен, -- сказал Бель-Роз, -- но мне пришла в голову одна мысль -- большая беда требует сильных средств. Я думаю, вам так же неприятно, как и мне, попасть в кутузку с жандармами. Король назначил на каждого человека, поступающего на службу, по сто франков; вас двое, это составит двести... вам стоит только подписаться, я сбегаю, получу деньги, в одну минуту возвращусь и освобожу вас. Как вы об этом думаете?
Мы с Фанфаном молчали.
-- Как! Вы колеблетесь? Ну, право, я был о вас лучшего мнения, а я-то готов для вас в огонь и воду... и к тому же, попадая на службу, вы вовсе не теряете... Ох, Господи, как бы мне хотелось иметь ваш возраст и мой опыт!.. Когда молод, то никогда не пропадешь. Полноте, решайтесь! -- продолжал он, подавая нам бумагу, -- куйте железо, пока горячо, подмахните свое имя под этим листом.
Бель-Роз настаивал так горячо, а мы так опасались полиции, что делать было нечего -- пришлось подписать.
-- Вот дело! -- воскликнул он. -- Хвалю. Если вы когда пожалеете о своем решении, то всегда есть время одуматься -- стоит только возвратить денежки; но до этого мы не дойдем... Терпение, друзья мои, я вернусь в одну минуту.
Бель-Роз удалился и возвратился почти немедленно.
-- Теперь с нас снят арест, -- сказал он, -- теперь мы свободны убраться подобру-поздорову или остаться здесь -- как нам заблагорассудится; но я вспомнил, что вы еще не видели мадам Бель-Роз, я хочу вас познакомить с ней; вот, скажу вам, умная женщина, чертовски умная женщина!