Польское восстание отразилось гибельно на судьбе Немирова и нашей гимназии. Московские кликуши Катков и Ко накликали правительственную реакцию. Началось "обрусение" края, и городок стал быстро приходить в упадок. К этой общей причине для Немирова присоединилась еще своя специальная причина: граф Потоцкий выдал замуж свою приемную дочь (он был бездетный) за русского графа Строганова и дал в приданое Немиров с окрестными селами. Строганов же оказался не со вставными, как Потоцкий, а с настоящими крепкими зубами; он сильно поднял арендную плату за землю, на которой были построены домики немировских жителей, и так как надо было ожидать, что аренда эта из года в год еще будет расти, а гимназия, ради которой, собственно, многие жили в Немирове, вследствие обрусения из года в год должна будет падать и обезлюдиваться, то цены на дома сразу понизились: дома, стоившие раньше две -- три тысячи, стали продаваться за несколько сотен рублей. Возле "палаца" перестала играть музыка; музыканты были распущены; в саду были уничтожены качели, гигантские шаги, сети... Новый владелец не любил сам качаться, а до других ему не было никакого дела. Стипендии Потоцкого в гимназии были упразднены. Мало-по-малу более состоятельные жители стали выселяться из Немирова, и бойкий городок стал быстро превращаться в какую-то темную дыру, никому не нужную и не интересную.
Директором немировской гимназии назначен был Сорокин, инспектором -- Кривоносов -- два типичных чиновника-обрусителя, заведшие шпионство и поднявшие гонения против учеников. Гимназия пришла в упадок; трудно было в ней оставаться.
Между тем в каменец-подольской гимназии в 1864 году произошли беспорядки, и слухи о них, само собою разумеется, не замедлили дойти до нас в Немиров. Помню, пришел я как-то с утра в гимназию и увидел в коридоре толпу учеников, собравшихся у стены, где висела какая-то черная доска. Это было об'явление, вывешенное нашим гимназическим начальством, об увольнении из каменец-подольской гимназии с оповещением по всему учебному округу ученика, побившего тамошнего инспектора Францена.
Вслед затем спустя некоторое время приехал к нам в Немиров попечитель киевского учебного округа Витте. И теперь еще так живо представляется мне сцена, как этот взбалмошный, бесноватый человек вскочил в наш класс (я был тогда в пятом классе) и, грозно крикнувши: "Встаньте!" -- принялся ходить большими шагами кругом наших скамей, в которых мы стояли, и кричать о том, что он никоим образом не потерпит таких безобразий, какие случились в каменец-подольской гимназии, что так как сам император вверил ему надзор за учебным округом, то он считает своею священной обязанностью принять все меры к тому, чтобы нас обуздать и пр. в таком роде. Все это Витте прорычал, грозно потрясая указательным пальцем правой руки, с перекосившимся от злобы лицом и пеною у рта. Редко мне доводилось видеть более свирепое, безобразное лицо. Такую же сцену он повторил и в остальных высших классах, а потом на другой день велено было нам всем собраться в зал, где он опять кричал, хотя уже и не так грозно, как накануне.
Какое могло иметь педагогическое значение это появление бесноватого человека среди нас, трудно было отгадать, так как, очевидно, нельзя же было нас, немировцев, обвинять и наказывать за преступления, совершенные учениками каменец-подольской гимназии!.. Более того, мне кажется, что это была явно вредная с правительственной точки зрения мера, так как ею подчеркивалась наша солидарность, и если мы раньше не задумывались над тем, что наши интересы и интересы учеников других гимназий были одинаковы, то после посещения Витте это сделалось очевидно всем нам.
При новых порядках трудно жилось в немировской гимназии, и я надумался переместиться в каменец-подольскую гимназию в надежде, что там будет вольнее; туда еще раньше перевелись мои старшие два брата. Получивши перевод из пятого класса в шестой, я уволился из немировской гимназии и уехал, покинувши место, где протекла первая половина моей юности, без малейшего сожаления...
В каменец-подольской гимназии сначала действительно жилось несколько легче, но и тут со дня на день становилось все хуже и хуже. После бунта (о нем я упоминал выше), когда дело доходило до драки с полицией, и в эту гимназию присланы были для водворения порядка две фигуры -- Коленко и Тулуб, нисколько не уступавшие в своих нравственных качествах упомянутым выше немировским "обрусителям", И здесь тоже поднялись преследования и началась очистка от неблагонамеренных элементов.
