Тарнопольский прорыв - 5

Не доехав до Збаража километра три, въехали в большое село, расположенное на большой, вьющейся красивой лентой речке.

-- Здесь остановимся отдохнуть, -- предложил Максимов. -- Пока остальные подойдут, успеем занять лучшие помещения.

Обозные верховые ординарцы вернулись с докладом, что, к сожалению, почти все селение занято частями гвардейской дивизии.

-- Какой дивизии? -- спросил Максимов. -- Уж не теми ли христопродавцами, которые в наступление отказались идти? Гнать их к черту!

Ординарцы улыбнулись.

-- Там целая дивизия, а нас только обоз, господин капитан, скорее нас смогут прогнать.

-- Гнать к черту, к черту! Я сейчас сам пойду! [331]

Максимов легко спрыгнул с коляски и торопливо зашагал к ближайшей хате, в которой размещались несколько гвардейских солдат.

-- На каком основании! Марш на позицию! Я вас! Солдаты не выдержали натиска Максимова, покорно собрали свои вещевые мешки и вышли из хаты.

-- Здесь и остановимся, -- заявил Максимов. -- А обоз пусть построится за деревней на лугу. Пусть люди варят себе пищу.

Придя в хату, я не стал дожидаться приготовления завтрака, о котором распорядился Максимов, а сразу завалился спать. Проспав часа четыре сряду, я проснулся. На улице шумел Максимов, ругая гвардейцев.

-- Гвардия, -- кричал он, -- гордость русского царя! Шкурники, предатели, христопродавцы, сторонники немцев! Видите, что делается на фронте?

Слушателями Максимова были одни солдаты. Но вскоре к солдатам присоединились несколько гвардейских офицеров-прапорщиков.

-- Чего вы кричите, господин капитан? -- обратился один из них к Максимову. -- Мы не шкурники и, когда надо, сумеем постоять за революцию.

-- Вон вас надо гнать! Расформировать! Честь забыли, а еще офицеры, погоны носите! -- набросился на прапорщиков Максимов.

-- Вы потише, капитан, ведь наша дивизия вооружена.

-- А, ваша вооруженная дивизия может на одного капитана напасть?! Стыдитесь, прапорщик!

Прапорщик пожал плечами:

-- Чего вы, Сергей Максимович, волнуетесь?

-- Христопродавцы, антихристы, гвардейцы еще! Вам только бы на парадах щеголять, а на войну поехали -- сразу сдрейфили. Зато на парадах: пехота, не пыли! -- возбужденно кричал Максимов. -- К черту, к черту, немедленно очистить деревню! -- кричал он вдогонку уходившим прапорщикам. -- Я вас...

-- Сергей Максимович, что вы с ними можете сделать?

-- Что сделать? Выпороть их, мерзавцев!

То ли речь Максимова повлияла, то ли распоряжение было у гвардейских офицеров, но они вывели своих людей из хат, построили и двинулись куда-то дальше.

-- Сергей Максимович, -- обратился я к Максимову, -- нельзя ли у вас шинель достать? Продрог я, как черт, сегодня ночью. Где моя шинель -- не знаю. Все вещи потерял.

-- Голубок, голубок, что же вы молчали? Владислав, Владислав! -- закричал Максимов своему денщику, которого поблизости, однако, не было.

Вместо Владислава подошел один из обозных.

-- Шинель поручику Оленину! [332]

Обозный был знакомый.

-- Ваш Ларкин здесь, -- сказал он мне, -- с повозкой и с вашими вещами.

-- Так где же он, мерзавец, пропадает, чего же он меня не разыщет?

-- Он, видимо, не знает, что вы здесь.

Вскоре появился Ларкин, торжественно восседая на моей повозке.

-- Ларкин, где ты пропадаешь?

-- Дмитрий Прокофьевич, если бы я был с вами, так и этих лошадей не было бы, а то, видите, как хорошо, что я за фуражом уехал.

-- Мерзавец, ведь у меня шинели нет, -- дружески журил я его.

-- А шинель здесь у меня, и шашка ваша здесь.

-- К черту шашку! Зачем всякую дрянь берешь?

-- Я думал, пригодится, чего же бросать, когда все отступают? Сало у меня есть, Дмитрий Прокофьевич. Когда обозы все побросали, я там два окорока стащил.

-- Может, и яйца есть?

-- Сейчас достану.

-- Сделай яичницу.

Ларкин с повозкой подъехал к перевязочному отряду, выпряг лошадей, дал корму, поставил котелок на огонь и сам куда-то исчез.

-- Ночуем здесь, -- говорил Блюм, -- пока наши части подойдут.

-- А есть ли какие-нибудь сведения от полка?

-- Нет. Думаю, они пошли западнее Тарнополя.

-- Как же ночевать-то?

-- Тарнополь не сдадут, ведь тут сильные укрепленные позиции.

Увы, предположения Блюма не оправдались.

Часов в шесть вечера над Тарнополем, километрах в восьми от нашего бивуака, поднялось огромное зарево пожара. Слышались взрывы артиллерийских снарядов. Отдельные конные солдаты сообщали, что Тарнополь оставляется нашими войсками.

-- Немцы прут, -- говорили проезжавшие верховые, -- потому и пожары,

Я вспомнил бывшее три дня тому назад собрание крестьянских депутатов, где по докладу Лукашина мы приняли постановление крепко держать свои позиции и, не щадя жизни, их защищать.

-- Вот тебе и защитили!

Максимов, лишенный связи со штабом полка и штабом дивизии, принял на себя командование обозом. Устроили нечто вроде военного совета -- Блюм, я и Вишневский.

-- Нельзя, нельзя здесь оставаться, -- скороговоркой говорил Максимов. -- Видите над Тарнополем зарево? Склады взрывают. А отсюда до Тарнополя всего семь километров. Ежели из Тарнополя [333] уходят наши войска, то через какой-нибудь час австрийцы могут быть здесь. Я думаю, двинуться дальше...

-- Ну что же, давайте двигаться, только куда?

-- Через Збараж на Волочиск.

-- Ведь это очень далеко, Сергей Максимович, -- вступил я.

-- Но ведь кавалерия делает не менее пятидесяти километров в сутки, -- возразил Максимов. -- А мы обозом не имеем права рисковать. Давайте двигаться. Владислав, позови ко мне фельдфебеля.

Явился фельдфебель.

-- Прикажи запрягать лошадей и трогаться дальше. Маршрут: Збараж -- Волочиск. И наши повозки вновь приняли походный строй.

Пришли в Збараж, небольшое местечко, утопающее в зелени. В центре огромный замок польского магната.

-- Может, переночуем здесь? -- предложил Блюм Максимову.

-- Спасибо, спасибо, а вдруг австрийская кавалерия нагрянет?

-- Вряд ли, -- возразил Блюм. -- Все-таки позади нас полевые войска. Ведь мы не видели ни одной отступающей пехотной части.

-- Да вы их и не увидите, раз они через Тарнополь прошли.

-- Разве могли все части идти по одной дороге? -- возразил Блюм.

Доводы Блюма, очевидно, подействовали. Максимов согласился переночевать в Збараже. Чтобы быть готовыми каждую минуту к отступлению, Максимов приказал, чтобы ночевка была устроена в палатках под открытым небом. Мы же устроились в парке, в небольшом, так называемом охотничьем домике.