Пятница, 4 июня утром
Я живу в обществе моего тела — спутника немого, требовательного и постоянного: именно оно определяет ту особенность, которая является клеймом слабости нашей породы. Оно знает, что если душа свободна, то только для того, чтобы стать рабой; но как она слаба: она забывается в своей тюрьме. Лишь изредка видит она лазурь своей небесной отчизны. О, печальная участь! Будучи духом, жаждать бесконечного расширения и в то же время пребывать в заточении в ничтожном глиняном сосуде. Ты тратишь свои силы на то, чтобы мучиться в нем на тысячу ладов.
Мне думается, что, может быть, дисциплина могла бы перестроить душу; она более универсальна. Надо пропустить ее сквозь мозг, как через прокатный станок, который переработал бы ее, давя на нашу тупую физическую природу. Но какая невыносимая тяжесть этот живой труп! Вместо того, чтобы устремляться к желанным предметам, которые душа не может охватить и даже определить, она тратит мгновенный полет жизни на то, чтобы терпеть глупости, на которые толкает ее тиран. Нет сомнения, что только в качестве злой шутки провидение разрешило нам любоваться зрелищем мира через это смехотворное окошко: его мутное и кривое стекло, в большей или меньшей степени, но неизменно и нарочито, искажает все суждения внутреннего существа, чья благая, природная вера извращается и чаще всего приносит ужасные плоды. Я бы очень хотел верить во все эти ваши влияния и все эти «шишки», но это всегда будет приводить меня в отчаяние. Что такое представляют собой душа и ум в разъединении? Любовь к классификациям и к наименованиям фатальна для всех этих ученых. Они всегда слишком далеко заходят и портят все дело в глазах бесстрастных людей, обладающих здравым смыслом, уверенных, что природа — непроницаемый покров. Я знаю, что для того, чтобы понять друг друга, надо давать вещам имена; но с этой минуты они существуют раздельно, хоть не являются ни устойчивыми особями, ни...
Вчера утром видел Дюфрена. Работал над Турком на лошади и над Старухой. Вечером у Леблона.
Свободное копирование
