Вторник, 1 июня
У Леблона. Дюфрен не уехал, я его увижу на этих днях, может быть, завтра. Он привел с собой доктора Бальи.
Я много работал над лежащим голым человеком, который написан с Пьерре.
Сулье вернулся из деревни.
Доктор Бальи: мягкий взгляд и сдержанные манеры. Возвратись, я увидал себя в зеркало и был почти испуган злобным выражением моего лица. А между тем именно оно должно отразить тот роковой огонь в моей душе, который, подобно погребальным факелам, озаряет лишь похороны останков того высокого, что еще пребывает в ней.
Любовник муз, приносящий им в жертву чистейшую кровь своего сердца, вымоли обратно у этих богинь быстрый и зоркий взгляд юности, эту ясность ничем не омраченного духа. Эти целомудренные сестры были для тебя хуже куртизанок; их коварные ласки обманчивее кубка сладострастия. Это твоя душа возбудила в тебе чувственность, отняла у тебя молодость в двадцать пять лет, сделала бессильным твой пыл; твое воображение охватывает все, но у тебя нет даже памяти простого торговца. Подлинное постижение философии должно заключаться в умении наслаждаться всем. Мы же, наоборот, прилагаем все усилия, чтобы рассеять и разрушить все, что есть хорошего, пусть даже иллюзии, лишь бы возвышенные. Природа дает нам эту жизнь, как игрушку слабому ребенку. Мы хотим посмотреть, как она устроена, и ломаем все. У нас в руках и перед нашими слишком поздно прозревшими и глупыми глазами остаются ненужные обломки, частицы, из которых ничего нельзя сложить. Добро так просто! И сколько надо насиловать себя, чтобы разрушить его софизмами. Если бы даже добро и красота были только дивной лакировкой, только покровом, данным для того, чтобы помочь нам перенести все остальное, кто мог бы отрицать, что они существуют, хотя бы в этом смысле? Странные люди, которые позволяют себе любоваться прекрасной живописью, потому что ее оборот — доска, источенная червями. Не все хорошо, но все не может быть и плохим, или, вернее, потому-то все и хорошо.
Кто, поступая как эгоист, не упрекает себя?
Свободное копирование
