20
…Меньше всего мне в то утро хотелось принимать визитёров. Путь на работу отнял все силы. Мне вообще ничего не хотелось после вчерашнего. Точнее, после начавшегося вчера, однако затянувшегося до сегодня мероприятия: сабантуя, если вы предпочитаете восточный колорит, или симпозиума, если вам почему-то милей греческий. Этой, если не выпендриваться в словоблудии, пьянкой мы с Сергеем комплексно отметили сразу два события: его новоселье и мою прописку на новом месте работы под его началом. Обе Светланы, наши жёны, находились в отпусках, в отъезде, так что мы, лишённые пригляда, и разошлись, и расходились.
Первое знакомство с коллективом в неформальной обстановке прошло, не совру, на должном уровне. Как себя чувствует укрывшийся в своём кабинете Сергей, я примерно догадывался. Скорее всего, не лучше, чем я; а я себя чувствовал между хреново и крайне хреново. Сейчас об этом, в частности, наглядно свидетельствовал стоящий передо мной наполненный немыслимой крепости чаем литровый химический стакан, из которого я отхлёбывал – изредка и с осторожностью, поскольку имел веские основания опасаться не слишком эстетичной ответной реакции отравленного алкоголем, а потому склонного к труднопредсказуемому непокорству организма.
Девушка была не просто красива, она буквально лучилась обаянием. И, главное, всё понимала с лёту. Ох, как же я огорчил её своей – ну право же, вынужденной – неприветливостью! Только что созданная на заводе в её лице психологическая служба искренне рвалась немедленно стать полезной производству, да вот беда: производство в моём лице не в силах было расположиться к сотрудничеству. Не тот был избран момент, не в той я был форме и кондиции.
Для начала она с одного взгляда профессионально определила степень тяжести состояния пациента и тут же, забыв об официальной причине своего визита, принялась оказывать психологическую помощь лично мне, благо сначала я не обнаружил в себе сил уклониться, а вскоре мне и вовсе расхотелось сопротивляться. Напротив, я оказался увлечён, заинтересован и заинтригован. Такое знание тонких особенностей похмельного синдрома и многообразных методов борьбы с ним – и знание явно не только книжное! – давало веские основания предполагать, что фундаментальную теоретическую подготовку это юное дарование успешно сочетает с обширной личной практикой. Каковая, по причине возмутительной молодости, не успела пока ещё, к счастью, отразиться ни на её внешнем облике, ни на остром и живом уме. Она так меня отвлекла и развлекла, что к концу беседы я прихлёбывал свой чай, уже не опасаясь, что он сей секунд предательски выскочит обратно.
Спустя несколько дней, когда я вернул ей заполненную в муках многостраничную анкету, она мельком заглянула в один из разделов и сказала, что, так уж и быть, займётся обработкой.
- А что, могла бы и не заняться? – поинтересовался я.
– Могла бы. Вот по этому разделу можно судить, насколько правдив анкетируемый субъект. По статистике больше половины опрашиваемых врут, убей не пойму зачем. Они же сами стремились правду узнать. А из брехни, сколько её ни обрабатывай, только брехня и получается.
Ну да! Теперь понятно, почему меня так тянуло в ответах именно на эти вопросы хотя бы чуточку слукавить. Потому что из суммы честных ответов неоспоримо следовало, что принадлежат они законченному мерзавцу, вместилищу всех пороков, исчадию ада и отбросу общества! Но, оказывается, если бы я попытался хоть в одном ответе польстить себе, то был бы либо немедленно зачислен во врали с лишением всех прав на доверительное общение, либо сочтён дебилом, неспособным правильно понять вопрос, – с теми же последствиями. Ну уж нет уж! По складу характера я, если выбора не избежать, предпочитал быть (и/или слыть) не вралём и недоумком, а простым мерзавцем. Коих, как говорится, легион.
Я даже не заметил, когда и как мы перешли на “ты”. Я вдруг зауважал психологию, которую по невежеству ещё вчера не считал за науку. А к Маргарите – так звали девчонку-психолога – кроме уважения стал испытывать нарастающее и, разумеется, совершенно безответное чувство влюблённости. Способность вызывать у собеседника немотивированную влюблённость была у неё профессиональной. Или, возможно, наследственной, поскольку происходила Рита из древнего именитого боярского рода Волковых, известного не только на Ярославщине.
Впрочем, девушка была ещё и замужем, да вот только муж оставался в Ярославле, а ненаблюдаемые объекты, как меня учили в университете, физиков принципиально не должны занимать. Да и чисто по-житейски нет смысла интересоваться тем, что не мешает. Боюсь только, и на то есть веские основания, что и Маргариту, случись ей воспылать страстями, даже свора ревнивых мужей не остановила бы.
Не больно-то радостные вещи сообщила мне обо мне Маргарита. Слишком много оказалось для меня неожиданного. “Тип нервной системы сильный, неуравновешенный, с преобладанием возбуждения. Отчётливые шизоидные черты психики. Холерик, точнее буйный холерик. Абсолютный экстраверт. Тип мышления аналитический, интеллект высокий – ну, это ладно, это не самое страшное. Хотя и с этим порой бывает трудно жить. Так, волевые качества выражены достаточно резко. А вот уровень притязаний им не соответствует: чрезвычайно низкий, и при этом сильно и неоправданно заниженный. И самооценка низкая.”
- Странно… Неумение хотеть, и это при явном наличии способности добиваться желаемого – ну знаешь, Коржов, в норме бывает совсем наоборот! Кабы чего другого, а хотеть обычно все умеют с избытком. Вот умерить желания, привести их в соответствие с диапазоном собственных способностей нормальным людям труднее. Но не торопись радоваться, что у тебя всё наоборот! Вот этот разнотык, это рассогласование, поверь специалисту, всегда портило тебе жизнь – и всегда будет портить. Это самая глубокая дисгармония в твоей личности. Ершистый, говоришь? Ну и что это опровергает? Ершистый вовсе не значит: уверенный в себе, знающий себе цену. Это скорее попытка внешне компенсировать ущербность – может, реальную, а может мнимую или воображаемую. Ты просто пока толком об этом не задумывался. Или даже пытался разобраться, но натыкался, по неграмотности, вместо истинных причин на ложные…
И много чего ещё было про меня написано радующего глаз и сказано ласкающего слух. Что я человек крайностей, и разумная осмотрительность мне совершенно чужда. Что у меня норов вместо характера, упрямство вместо упорства и тщеславие вместо самолюбия. И что всё это надолго, то есть навсегда. Этого нельзя отменить, как не отменишь, например, изначальную принадлежность к сообществу родившихся под одним знаком. Или к своему полу. Придуриться ещё можно, иногда даже удачно, а вот принципиально измениться – увы, нет. Не дано.
- Ты думаешь, теперь, когда я всё знаю, я смогу со всем этим жить?
- А куда ты денешься? Конечно, сможешь. Ты уже с этим живёшь! – небрежно бросила она. – Эти вещи – как цвет глаз и форма носа. Что дано свыше, тем и довольствуемся. У Творца добавки не просят. В человеческих силах кое-что немного подправить. Или искалечить. Чаще всего это одно и то же.
Спасибо, рыбонька, утешила. Ещё не раз в этой жизни издевательский диагноз, он же прогноз, поразит своей верностью меня самого. Поразит в лоб – вплоть до неспособности функционировать. До паралича. Но и – до прозрения. Никто не смог бы научить меня понимать других. Психолог умер во мне раньше, нежели сам я родился на белый свет. Она сделала максимум возможного: научила хоть чуть-чуть понимать себя. Для меня это вовсе не пустяк.
Свободное копирование
