Кровопивственный градЪ - 14

14

      Интересная началась жизнь. Уже сложилась спаянная рядом общих интересов компания ребят: Володя Белюга, Серёжа Хамков, Саша Герасимов. Ну и Вадим Орлов, знамо дело. Близкие по возрасту, все семейные, у всех дети. Ни один не дурак хорошо поесть и вкусно выпить. Все любители выбраться на природу по грибы или на рыбалку. Песни поём одни и те же. Все играют в преферанс. Но основное, что нас объединяло – это неравнодушное отношение к профессиональным занятиям, коим мы предавались, как говорили наши не больно-то сдержанные на язык жёны, ежедневно в течение всего восьмичасового (То есть с восьми утра до восьми вечера) рабочего дня, зачастую и по выходным. Татьяна Орлова, та прямо называла мужа Вадима квартирантом и алкоголиком, остальные жёны проявляли с ней молчаливую солидарность.

      А мы, не умея остановиться, продолжали изводить бедных женщин ещё и тем, что принимались решать производственные проблемы даже во время довольно частых тогда совместных вечерних посиделок-междусобойчиков, благо спирт не переводился, да и закусить его всегда было чем, хотя и без изысков.

      После того, как неоперабельного болвана Караванова (Робочку) сменил на посту начальника цеха Виктор Фёдорович Голобоков, атмосфера в цехе явно улучшилась. Не специалист в этой области техники, чего он, кстати, нисколько не скрывал, Голобоков достаточно проницательно разбирался в людях и сумел сплотить и подчинить общей цели, избегая первомайских призывов и прочей демагогии, весьма разнородный и разношёрстный личный состав цеха. При нём худо пошли дела у любителей втирать очки и размещать макаронные изделия на наружных органах слуха. Он безошибочно отличал усердного работника от даровитых имитаторов бурной деятельности и прочих, в том числе идейных, придурков. За промашки, правда, сам карал строго, но своих подчинённых никогда не оскорблял, не подставлял и в обиду никому не давал.

      Под этим начальником работалось в удовольствие: мне доверяли, а значит, не мешали, от меня не требовали невозможного и всячески помогали в реализации достижимого. Ну что ещё нужно человеку, который не только искренне увлечён собственно процессом труда, но и намерен сделать это увлечение источником личных материальных выгод?

      Одно из наших с Сашей Герасимовым совместных рационализаторских предложений должно было сэкономить заводу не менее ста тысяч рублей. Неплохо для начала мы замахнулись! Хотя “до мильёна далеко”, но это пока. Какие наши годы!

      Так-то оно так, однако же “…долог путь до Типерери”. Я уже познал на практике все мытарства на пути от рождения идеи до кассового окошечка и суммы прописью. Меня не страшила ни неизбежная бумажная тягомотина, ни грызня с экономистом планового отдела Людмилой Морозовой, которая видела свою задачу единственно в том, чтобы убедить обнаглевших самоуверенных творцов: итог творческих усилий, выраженный в рублях, в реальности всегда выглядит гораздо скромнее, чем хотелось бы автору.

      Задолбанный такого рода спорами, я тогда носился с наивной идеей дать авторам право в случае таких вот разногласий приостанавливать применение их собственных технических решений. Если польза от новинки действительно так ничтожна, то и убыток в случае отказа от её эксплуатации будет невелик. Убытки же считать проще и нагляднее, нежели мифический “экономический эффект”, который, по мнению не только Людмилы Степановны, но и её начальника Корнилова, создаётся исключительно в недрах планово-экономического отдела и только усилиями его работников, так что производство к нему отношения не имеет.

      Увы, законы того времени были таковы, что всё, что бы автор ни изобрёл, немедленно становилось собственностью государства. Система достаточно лениво защищала мои права – все, кроме одного: права быть обобранным ею. При таком раскладе права не больно-то покачаешь!

      Меня ажник перекосило, когда я ознакомился с итогами трудов Морозовой: рассчитанная ею экономия оказалась в десятки раз меньше ожидаемой. Без очков было видно: так получилось потому, что некоторые определяющие результат показатели были произвольно искажены – и не в пользу новаторов, разумеется. Мне даже сначала показалось, что госпожа экономист просто не владеет профессией – чем иначе оправдать непостижимые методические ошибки?

      Ну нет, здесь я ошибался. Людмила Степановна своей манерой работы вряд ли вызывала чью-либо симпатию. Но своё дело она знала достойно, да и сволочью не была, поэтому простодушно раскрыла секрет. Это, оказывается, ейный начальничек Владимир Афанасьевич впал в изумление оттого, что такие молодые и никому не известные вдруг так много наэкономили, и повелел ей в воспитательных целях навести порядок, то есть исказить расчёт.

      Ещё раз подтвердилась практикой ничтожная цена всех лозунгов и призывов. И БРиЗ, и совет ВОИР, и комиссия по трудовым спорам – при кристальной ясности картинки! – от помощи начинающим творцам под разными предлогами уклонились. Только Голобоков, выслушав нашу с тёзкой печальную повесть, сумел не только довести этот вопрос до парткома, но и благополучно разрешить его в нашу пользу, попутно организовав Корнилову партийное взыскание. А я получил довольно крупную, по моим меркам, и очень нужную, по тогдашнему положению, сумму, ну а в нагрузку приобрёл себе заодно (и надолго) очередного врага.

      Что ж, должны же быть у человека и враги. Если не бездействуешь, это просто неизбежно. “Смирная овца волку по зубам”. “Плохого князя и телята лижут” – отбивался я расхожими поговорками от товарищей, которые пытались стращать меня грядущими немилостями. На которые обычно не скупится, чтобы урезонить строптивых, любое начальство. Сейчас, наверное, сказал бы: “Я не доллар, чтобы всем нравиться”, – но в то время выражение было не в ходу – так же, впрочем, как и привычные сегодня, а тогда безусловно вражеские зелёные бумажки с портретами.

      Жаль, что я тогда не знал, как этого склизкого дядю называют (правда, за глаза) сослуживцы. Каждому заметному на заводе человеку полагалось прозвище, обычно уважительное, либо, на худой конец, ироническое. Только Корнилов выделялся. Иудушка – вот такая была у него заводская кличка, вполне заслуженная. Такой пусть лучше будет врагом, чем наоборот.