16
В отличие от многих сокурсников, я нисколько не был озабочен вопросом: куда пойти работать? Да куда пошлют! Остаться в Воронеже, который я полюбил за эти годы, не позволяло отсутствие жилья и прописки. Как раз тогда растеянное властями строительство городского моря поглотило все ресурсы строительства жилищного, и было совершенно ясно, что перемогаться, мотаясь по частным углам, пришлось бы неопределенно долго.
Мне с моим средним (весьма средним!) баллом оставалось выбирать между Калугой, Йошкар-Олой, городишком Камо в Армении и городишком Александровом в центре России. Девчата, Тамара Говорухина и Люся Глазнева, отнеслись, в отличие от меня, к своему выбору настолько серьезно, что в зимние каникулы съездили и в Калугу, и в Александров. Последний пункт, по их рассказам, не вызвал у них особого отвращения, а меня привлекла близость к Москве. К Людочке, то есть. Хотя, сознаюсь, распределение заботило меня меньше, чем оно на деле того заслуживало. Как говорится, если вам все равно, где вы находитесь – значит, вы не заблудились! Только три обязательных года, а потом можно все перерешить – так я думал, недооценивая цепкость образующихся на новом месте корней и прочих связей. Лишь бы пиво там оказалось хорошим, и если все равно предстоит уезжать, то не так уж и важно, куда. И хватит об этом.
Студенческая пятилетка ничем, по большому счету, не была омрачена. Я жил, перемежая труды веселием, в родной и близкой для меня обстановке, среди друзей-товарищей, с которыми и до сих пор сохранились если не дружеские, то вполне приязненные отношения. Это не так уж мало, если учитывать разделившие нас годы и расстояния. Язвительный Женька Невежин преподает в университете, как и Толик Лукин. Большой любитель и любимец женщин, обаятельный Алик Болгов тоже преподает, но в политехническом, а Виктор Саушкин – в сельскохозяйственном. Миша Преженцев прижился в Брянске, успешно совмещает там преподавательскую деятельность с предпринимательской, а вот Юра Катков (Зяма), погастролировав на Украине, оправдал прозвище тем, что оказался в Израиле. Гриша Грищук стал единственным из нас, для кого стройотряд имел не только материальные, но и матримониальные последствия: великолепная и посейчас блондинка Тамарусик вскоре стала женой черноусого (Увы, в ту пору! Теперь все мы, кто не облысел, скорей блондины) хохла. Он, а также Коля Сухоруков и Славик Котов достигли немалых должностей на воронежском полупроводниковом объединении, и не их вина, что объединение с приходом капитализма квакнулось вместе со всей электронной промышленностью. Слава Богу, что сами выкрутились. Семенов (Журналист) попрежнему – не знаю, насколько успешно – подвизается, в соответствии с прозвищем, в городе Ярославле. Я посылал ему эту главу для критики, однако ответа не дождался. Смирился: когда пишешь свое, некогда, видимо, читать и, тем более, рецензировать чужие пустяки. Саша Прокопчик (Юзик) неожиданно оказался востребован как специалист по общению с иностранцами. Натура артистичная и, я бы сказал, широкозахватная и многодиапазонная, с интересами, простирающимися от поэзии Франсуа Вийона и Саши Черного до лососевой рыбалки, парусных гонок и односолодовых элитных виски (А сколько всего прочего вмещают означенные пределы!), он трудно переживал уход своей первой жены, Верунчика, к нашему общему приятелю Невежину, а потом, тридцать пять лет спустя, потерял (Рак. Такие дела) и вторую жену, незабвенную Аллу Андреевну, которая была ему прекрасной парой. Жаль, что душа и совесть всей компании Иван (Вано) Душкин, обманчиво простоватый с виду густо-рыжий веснушчатый крепыш, мастер на выдумки, розыгрыши и подначки, вынужденно отдалился от ребят. Помнится, он начал свою преподавательскую деятельность в университете, будучи ещё студентом последнего курса. А потом много лет утверждал, что наука для него всего лишь хобби, поскольку кормят его ежегодные летние шабашки. Где-то у меня хранится его визитная карточка начала девяностых годов прошлого века, да я ее наизусть помню:
Душкин Иван Романович
Старший научный сотрудник НИИФ ВГУ
Преподаватель ВГУ
кладка каминов, печей, бань, саун
“По печному делу работать – это вам не лекции читать в университете, тут ясная голова нужна”, – сказал будто бы Вано, объясняя, почему он напрочь завязал со спиртным. А сколько было выпито в его компании и, чаще всего, по его инициативе самых разных напитков в самых разных местах!
Ну, общежитие – это понятно. Студенческая столовка и ближайшая к общежитию пивнуха (“Шайба”) – тоже. Но еще была любимая песочница в Детском парке, прямо напротив отделения милиции. Была невообразимо гнусная забегаловка, в насмешку прозванная Домом ученых, и другая, на Проспекте, наоборот настолько приличная, что даже вывеску имела конспиративную: “Соки-Воды”, хотя из соков там предлагалось только легкое и дешевое грузинское “Саэро”. Почему-то любовь к хорошим красным винам образовалась гораздо позднее.
А в разгар летней сессии так славно было расположиться в тени под кустами сирени на уже пустующей школьной спортплощадке с полным портфелем – не подумайте, что конспектов. Портфели в нашем кругу вообще оценивались по количеству вмещаемых “огнетушителей”, и здесь младший научный сотрудник, ныне доцент А. Н. Лукин давал недорослям-скубентам недостижимую фору. А соревновательный элемент мероприятия состоял в том, что спортсменам сначала надлежало пробежать по буму, не оступившись. С квалификацией обычно справлялись все участники – и каждый получал свой стакан напитка. Однако перед следующим стаканом надлежало повторить упражнение, причем свалившиеся с бума безжалостно переводились в категорию зрителей и в дальнейшем распитии не участвовали. Так, в бескомпромиссных сражениях с известным змием и собственным вестибулярным аппаратом ковались характеры и закалялась сталь.
Если же изредка случалось шарахнуться в другую крайность, то есть раскошелиться на посещение приличного кабака, все участники культпохода отдавали и деньги, и бразды правления Ивану Романовичу. Все равно официант или метрдотель, руководимый безошибочным чутьем, обратится именно к Душкину – и только с ним будет иметь дело, напрочь игнорируя остальную толпу.
Свободное копирование
