14
Вся студенческая глава получается – поневоле, но, простите за парадокс, и закономерно – состоящей из хохм. Хотя, конечно, не все было так безоблачно, как хотелось бы.
Все реже писала Людочка, реже и суше. Сначала стройотряд, а затем военные сборы не позволили нам встретиться два лета подряд. Зимний отдых не совпадал, а в учебное время она и сама отказывалась приехать, и к себе не пускала. Мне бы догадаться, что за годы разлуки могли у нее – нет, обязаны были – образоваться новые интересы, пристрастия, да и круг знакомых расширился. Близких, возможно, знакомых. “Любовь – понятие географическое” – любил повторять известный в моих кругах резонер Яша Х. Но. Слепой, глухой и, вследствие этих физических изъянов, самонадеянный, я полагал продолжающееся охлаждение отношений временным и на обороте последней присланной ею фотографии написал: “Моя будущая жена”. Вот уж воистину, если хочешь рассмешить Господа, сообщи ему о своих планах на завтра.
Дерзни я сейчас заявить о своей непогрешимости, вы все равно не поверите – и правильно сделаете. Кто в таком возрасте избежал нечаянных увлечений, либо, лишенный возможности обладать желаемым, не был принужден по обстоятельствам довольствоваться имеющимся?! Сколько замечательных девчонок перебывало у нас в гостях в “иностранном” общежитии, а потом и в знаменитой комнате №114 на Энгельса, 8! Отличные девчонки, и не их вина, что я только мельком и только некоторых упоминаю.
Одна из них, Таня Рыданова, домовладелица, впоследствии составила счастье моего однокашника Коли Сухорукова. Другая, ее подруга Наташка Писарева, сердцем карабутчанка, хоть и родилась в Уссурийске, а жила в Воронеже, никогда не забывала ни меня, ни Димку Кирьякова. Однажды она даже приняла у себя дома меня и танзанийца Кассима Али Кассима, чем нагнала страху на матушку, впервые увидевшую вблизи живого негра.
Папа, отставной офицер, видывал и не такое. Он только спросил флегматично, адресуясь к гостям, разбавлять ли спирт к пельменям, или оставить как есть, в натуральном виде. Мусульманину Кассиму вообще нельзя было, поскольку шел месяц Рамадан, ни есть, ни пить, но если уж грешить – то не разбавляя!.. В 2006 году – через целую жизнь! – Димка и Наталья встретились в Карабуте вновь, чтобы, надеюсь, никогда уже не расставаться.
* * *
Летом в Карабуте между приезжими образовывались короткие, типа курортных, романы. Если из Куйбышева, нынешней Самары, к деду Шпачку приезжала внучка Ира (Ирэн), она почти не расставалась со мной – ни на пляже, ни в заплывах на левый берег с последующим переходом сквозь звенящий комарами лес к озерам за кувшинками, ни на ловле раков и лягушек для пляжного пропитания. Но. Раками пока наешься – проголодаешься! С понятной опаской впервые отведав печеных на костре лягушек (Попробуйте, кстати, испечь дюжину живых лягушек – зуб даю, что не сообразите, как их, прыгучих, удержать!), она быстро втянулась и уже требовала от меня, едва почуяв голод, наловить и приготовить этих деликатесов. Скоро хитрые твари до такой степени стали меня бояться и так ловко ускользать, что пришлось нанимать для их отлова пляжную пацанву, экономно расплачиваясь (Вот и пригодились рассказы об итальянских оккупантах!) одной сигаретой за пяток упитанных лягв.
Похоже, Ирина была в меня влюблена. Мне бы тогда, а я только теперь об этом догадался, остолоп. К Димке, во всяком случае, ревновала. А после того, как я (В ответ на ее: “Слабо?”) заявился вечером в клуб босиком, она на следующий день учинила то же самое. Это не пустяк; простота быта вполне компенсировалась у аборигенов-карабутчан пуританской чопорностью нравов.
На лодке ее деда Шпачка мы поднимались вверх по Дону до урочища Криничное, пили там студеную воду из прибрежного родника, бьющего из меловой расщелины, купались в сумерках “в белых плавках”, то есть голышом. Потом течение лениво тащило лодку вниз и, не имея нужды грести, мы сидели рядышком. Ирина пела слишком взрослые для нее песни, а я – больше ж некому – слушал:
Листья желтые медленно падают
В нашем старом забытом саду.
Пусть они тебя больше не радуют:
Все равно я к тебе не приду.
А то еще (По-моему, это Игорь Кохановский?):
Клены выкрасили город колдовским каким-то цветом.
Это значит очень скоро бабье лето, бабье лето…
Но мне было 18–19, а ей на три года меньше. Разница в том возрасте почти непреодолимая, хотя теперь, вспоминая (Вот же старый хрыч! Вот же пердун ополоумевший! Маразматик слюнявый!) ее полные, не по годам налитые груди и сильные ноги пловчихи, я бы все-таки попытался ее, разницу, преодолеть. А тогда, фиолетовый от холода, я вылезал на берег после очередного погружения за раками, и она – надо же согреть! – прижималась ко мне всем своим горячим телом… Не предвкушайте, детско-юношеской порнографии не будет. От эротики, правда, в этой ситуации никуда не деться, хотя сегодня и не такое можно увидеть на ТВ даже в детское время.
Дык и дети, можно считать, взрослые.
Свободное копирование
