12
Действительно, с четвертого курса не выгоняли. Я благополучно избавился от “хвоста”, а потом и повышенную стипендию опять заработал. Самая чудесная пора: учение перемещается из аудиторий в лаборатории кафедры – а там свободы еще больше, хотя, казалось, уж больше куда уж! Если бы не военная кафедра с ее уставами, наставлениями, партийно-политической работой и секретностью, распространявшейся чуть ли не на таблицу умножения… Даже строевая подготовка предусматривалась. На военное образование парней отводился один день в неделю. Девчата в этот день изучали ГрОб (гражданскую оборону).
И здесь мне повезло. Наставник взвода майор Пенкин Владимир Сергеевич недавно прибыл с Кубы, где исполнял интернациональный долг, то есть помогал барбудос (“Слышишь чеканный шаг?”) отражать контрреволюционные вылазки гусанос, и жил пока с семьей в нашем же общежитии, откровенно скучая вне привычной армейской среды. А ко мне или к Юрке Каткову можно было зайти запросто: расписать пулечку, уговорить бутылочку, а то и совместить оба удовольствия.
По этой причине майор хорошо знал нашу постоянную компанию, включавшую еще Гришу Грищука и Витю Саушкина, которые одно время в общежитии бывали чаще, чем дома. Он даже ненадолго заскочил ко мне на день рождения: подарил коробку гаванских сигар и горсть ракушек с берегов Карибского моря, в хорошем темпе всосал два стакана водки – и исчез, то есть, как подобает людям военным, убыл, вежливо, но твердо отговорившись недосугом. Ему и вправду предстояло еще поспеть в школу, где учились две его девочки, на родительское собрание. По граненому стакану за каждую – разве такую армию можно победить?!
Я все это к тому, что, по ходатайству майора, нашу четверку от сдачи экзамена по военной подготовке освободили. За образцовое, якобы, прилежание, за примерную, будто бы, посещаемость. Ну и ладушки! А то бы мы “навоевали”…
* * *
В моем военном билете написано: “Не служил”. Как это? А шестьдесят один день учебных сборов в знаменитых Гороховецких лагерях, близ поселка Мулино? Форму военную носил. Из автомата стрелял, из пистолета стрелял. Присягу принимал. Жрал армейскую кашу; нюхал в казарме портянки, свои и чужие. Бывал наказываем старшиной. Как все в армии, ждал писем и считал-пересчитывал дни до дембеля. И вот оказывается, что все не в зачет. Виртуально – ну точь-в-точь, как та стрельба по танкам (Якобы стрельба. Якобы по танкам), которую мы в течение всего срока круглосуточно в очередь вели на электронном тренажере-симуляторе. Этот допотопный предшественник сегодня уже безнадежно устаревших телеигр не просто представлялся нам тогда чудом инженерной мысли, но, не смейтесь, действительно являлся таковым, хоть и был собран на лампах, жрал прорву энергии и чаще ремонтировался, нежели функционировал.
Солдатский быт остался, увы, сбоку от прогресса. Хорошо, что мне были не внове сапоги с портянками, что я легко привык не только к армейскому однообразному меню, но и к режущей глаза хлорной вони в столовой, особенно густой тем холерным летом. Мне не трудно было делиться с более разборчивым в еде, а потому хиреющим на глазах Гришкой компотом, сахаром и маслом, потому как в обед мне доставалось три-четыре порции вареного мяса (Якобы мяса. Реально это было сало, а вареное сало даже не всякий хохол станет жрать!), а уж щей и каши – от пуза. Сохранился фотоснимок тех дней, на котором ваш покорный слуга стоит по стойке “смирно” и, несмотря на уставно затянутый ремень, по отсутствию талии видно, что боец отличается завидной упитанностью.
А не будь он сыт и доволен, разве удалось бы ему на очередных тренажерных стрельбах уничтожить имитатор цели? Пораженный имитатором снаряда овал, условно изображающий танк, больше не появился на экране: вышла из строя генерирующая картинку электронная схема. Совпадение, конечно, однако славный невиданной свирепостью старшина Гарбар всерьез собирался меня наказать.
Незадолго до этого случая ему донесли (якобы донесли), что кое-кто хранит холеру под подушкой. Это вызвало повальный шмон и всплеск воспитательной работы среди личного состава. Холеру, увы, найти не удалось – так же как и мою колоду карт, которая лежала почти на виду: в обертке от мыла в мыльнице, а мыльница – в тумбочке. Может, зековские ухватки передаются генетически, думаю теперь я, вспоминая батины смешные рассказы о способах доставки в лагерь самогона под хвостом кобылы…
Вообще суровые армейские будни этого лета были замечательно скрашены множеством событий юмористического характера. Не успела наша стенгазета “Батарейная муза” сообщить о гибели под моей тяжкой десницей имитатора цели, как я вновь нанес урон материальной части, когда пытался выбраться наружу из чрева БРДМ.
Сейчас я бесплатно выдам все известные мне военные тайны: это боевая разведывательно-дозорная машина. На таких устанавливалось наше грозное оружие: противотанковые управляемые реактивные снаряды, сокращенно ПТУРС. Я неловко задел плечом край люка – и от этого места пошла трещина. В броне! Когда несколько дней спустя я, зацепившись на бегу сапогом, выворотил из лестничного марша бетонную ступеньку, это уже не воспринималось как нездоровая сенсация.
А в самом конце сборов, когда нашей батарее выпало счастье совершить даже реальные пуски снарядов, учения посетил сам командующий артиллерией Московского военного округа. Генерал, естественно. Красивый. Усатый. Бравый. Сразу вспомнились кадры из фильма, который все мы пацанами смотрели бессчётно раз: уж больно Александр Васильевич был похож на своего легендарного отца, каким он представлен на экране.
…Кстати о картах. Игральных, разумеется. Только в воскресенье можно было выкроить время для пулечки. Плоская крыша двухэтажной казармы представлялась местом удобным и безопасным – и была бы таковым, если бы офицеру, дежурившему по части, не вздумалось осмотреть территорию со своей вышки. Он подкрался, как назло, во время трудной ловли “мизера” и молча стоял, не вмешиваясь, за спинами игроков, пока ситуация благополучно не разрешилась. Тут он сдержанно поаплодировал.
За такое прегрешение, как игра в карты, полагалась адекватная кара. Незнакомый майор с повязкой явил нам, однако, чудо великодушия, даже не конфисковав колоду. Только спросил, не мы ли это в утро своего прибытия в часть затеяли игру в футбол на строевом плацу – месте, как мы теперь уже знали, святом для всякого человека в погонах. И, конечно же, нисколько не удивился, услышав честный ответ, что это тоже были мы. Счастье, что в форму нас тогда еще не обрядили.
Два месяца на сборах – это для студентов то же, что два года для призывников. Спустя месяц батарея довольно браво отбивала на плацу строевой шаг, горланя в шестьдесят глоток самопальный, переделанный с учетом армейских реалий из “Гимна физиков” марш, и норовя при этом прокричать гвоздевую строчку: ”…мы из-под люка громко пропоем!..” – как раз в тот момент, когда строй поравняется с трибуной. А грозный старшина Гарбар перестал сдергивать нас по утрам с коек обычным своим душераздирающим воплем: “Батарея, подъем!”, сменив его на вполне светское приглашение: “Не пора ли вставать, господа офицеры?”
Свободное копирование
