Alma mater - 10

      10

      Мне выпала удача в сентябре того же года после такого вот стройотряда попасть на шабашку: в составе почти случайно собранной команды студентов из четырех вузов аврально достраивать колхозный маточный свинарник. На вопрос: почувствовал ли разницу? – отвечаю со всей ответственностью: только её и почувствовал.

      Стандартная ситуация: парни с юридического факультета (Что попишешь, законники же!) перегрызлись между собой. Отряд развалился, успев возвести только стены огромного кирпичного сарая. Оставались лакомые в денежном смысле мелочи: залить бетонный пол и настелить поверх него дощатый; остеклить здание; выполнить все кровельные работы. По правилам тогдашней экономики, столь непреложным, сколь и непостижимым, эти сравнительно легкие работы оплачивались гораздо лучше, чем рытье котлованов и кирпичная кладка: зарплата определялась как доля от сметной стоимости работ, в которой много весила стоимость материалов, а шифер, доски и стекло – материалы не дешевые.

      Медик Валька Несмеянов неведомо как откопал этот лакомый объект, да еще выторговал у председателя невиданные условия оплаты, по-кулацки напирая на то, что иначе свинкам зимой придется в чистом поле пороситься. Состав команды подбирать было некогда и не из кого: кто не учится, те либо на отдыхе, либо на картошке. Меня (Всю жизнь везет!) взяли. А свою щуплость я компенсировал тем, что первый хватался за самую грязную работу: пропитывал обрешетку кровли дезинфицирующей вонючей дрянью; настилал стекловату; смолил брус, предназначенный для закладки в бетон.

      В итоге за две недели я заработал ровно вдвое больше, чем в официальном стройотряде за два месяца, и это было для меня далеко не пустяком. Но главное: я впервые ощутил радость участия в коллективном труде на конечный результат, которому (результату) и следовало бы стать единственно верным мерилом труда, если бы тем, от кого это зависело, действительно был нужен социализм.

      Мы не позволили спереть со стройки ни одной доски, ни единого гвоздя, и сами не разбили ни одного листа стекла или шифера. Прикомандированных водителей самосвалов Валентин обещал вознаградить за усердие. Один проявил означенное усердие – и получил в итоге в подарок весь сэкономленный стройматериал за вычетом одного гвоздя-“двухсотки”.

      Гвоздь достался второму шоферу, который отличался не столько трудовой доблестью, сколько редкостной пронырливостью, да еще, как те юристы, права свои знал назубок и всегда был готов их качать. Первый хлопец как раз строился, и так ему в масть, в струю и в жилу оказался наш подарок, что, принимая его, он даже явно утратил способность соображать. Но мы не слишком долго опасались за психическое здоровье парня. Вскоре он очухался и кинулся догонять нас на пути в город, чтобы отдариться ящиком водки. Догнал, и это было очень кстати. Второй же, если добросовестно отнесся к напутствию, должен до сих пор ходить с большим гвоздем в жопе.

      Бугру Вальке положили тысячу, остальное поделили поровну. Вышло по шестьсот с хорошим хвостиком. А со своей бригадирской надбавки Валентин заказал баню, а потом и ужин для всей компании в лучшем воронежском ресторане, в “Чайке”. С водкой, которой никто из нас за две недели даже не понюхал, хоть это и не возбранялось. С селедкой. С мясом!

      Что вспоминается? Спали, не раздеваясь, в заброшенном бараке с выбитыми стеклами и прогнившим полом, на соломе. Спать было особо некогда: подъем затемно, отбой – по окончании работ, продолжавшихся иногда и за полночь, при свете фар тех же самосвалов. Бетон, знаете, не любит, чтоб его оставляли на завтра. Обед: бачок каши – колхоз привозил прямо на объект, завтракали и ужинали хлебом с подножными помидорами. В редкие простои, когда сбивался ритм подвоза бетона, с наслаждением лезли под струю из напорного бака растворомешалки, иногда даже не удосуживаясь выловить плавающую в нем очередную дохлую крысу. Случалось, и пили оттуда же. Гиви решил поберечь одежду и подавал мне наверх кипы стекловаты, раздевшись догола. Ох и намаялся он впоследствии от нестерпимого зуда во всем теле, а особенно в интимных местах. Я же потом долго не мог вернуть самой дорогой детали организма, своему кончику, его натуральный вид: когда смолишь лаги, руки, естественно, по локти в смоле, а отлить иногда надо, хотя, большей частью, потом выходило.

      Что еще? Накануне нашего отъезда колхоз завез деньги для расчета с нами. В эту же ночь на контору случился налет: дерзкий, но малограмотный. За всю ночь эти уроды, имея газорезку, успели проделать в стенке сейфа прорезь в виде буквы “Г” – и только. Наехали власти. Следователь, расспросы-допросы. Подозрения, хоть и глупо собственные деньги воровать, пали в первую очередь на нашего сварщика Самвела, армянина. А он в ответ только ухмыляется: “Я этот ваш дерьмовый сейф взрежу за десять минут этим же аппаратом. Стал бы я всю ночь возиться, да еще бросать работу, не доделав? Показать?” И показал бы, но и так поверили.

      Посмеялись. Мне достались две пачки новеньких трехрублевок с прожженными брызгами металла дырочками. Деньги плохо горят, если понимать буквально. И не уверен, что приятно пахнут.

      *  *  *

      …Конец 70-х, конец лета. Разделавшись с командировочными делами, иду-гуляю по Зеленограду. И того купить, и сего купить… Ага, вот как раз симпатичный овощной базарчик!

      На прилавке помидоры, баклажаны, дыни и прочие дары позднего лета. В клетке гора арбузов. И крепкие загорелые парни в такой знакомой защитной форме с эмблемой своего отряда на рукавах – “Гермес”, что ли? – за прилавком. Стройотрядовские значки на груди: образец много лет не менялся, не спутаешь. И не по одному. Ветераны, значит. Из местного института электронной техники. Цвет движения. Вежливы. Не обвешивают, не обсчитывают. Не сачкуют. И объясняют охотно и приветливо: да, это у нас ССО такой – торговый. Настолько привыкли, что не чувствуют несоответствия рода своей деятельности аббревиатуре “ССО”. Гордятся.

      Благодарю всех, кому не нужны комментарии, а то в моем – отнюдь не бедном! – лексиконе может не хватить ненормативных слов и изысканно составленных из них выражений.