Инкубатор - 17

      17

      Тут не обойтись без пояснений. Шахтеры, если случится аврал, перерабатывают не час-другой и не по выходным, поскольку работа непрерывная и выходных не знает, а целыми сменами.

      И вот, отишачивших в забое лишнюю смену шахтеров “на поверхности” ждет, по традиции, любовь, почет и уважение начальства, которое, будем справедливы, и само сутками не смыкало глаз в своих кабинетах у своих телефонов. Все готово. В душевых кипяток и цветочное мыло, в столовой накрыты столы и завезены, против обыкновения, запасы водки. Сверхурочные выдаются сразу, прямо в душевой, наличными.

      Женам и приравненным к ним особам доступ в зал разрешается только после потери кормильцем пульса, голоса и способности стоять на ногах. Изымать пирующих из-за стола – ни-ни и Боже упаси! Только из-под! Доставка домой – за свой счет, чаще всего на себе, ибо транспорт, кроме внутришахтного, еще не развит.

      Всеми любимое мероприятие конспиративно именуется “давить гусака”. Почему именно так, мне никто объяснить не смог. Но все считали, что “гусак” важнее и желаннее календарного праздника, который может ведь и на рабочую смену выпасть.

      *  *  *

      Возвращаясь к своим показаниям, скажу, что даже слепое поколение было в состоянии видеть – глазами своих лучших представителей – с каким неодолимым постоянством чертоги помыслов превращаются на каждом шагу в руины замыслов и сколько чепухи пишется печатными буквами. Вот уяснить, почему так происходит, если кто и мог, так это были единицы. Отцы (В широком смысле: и биологические, и духовные) если не были немы, то уж, во всяком случае, доблестно хранили молчание. Или делали вид, что все идет по плану, и Бог с ними, с издержками, неизбежными на пути к грандиозным свершениям. Или даже: Бог с ними, со свершениями – лишь бы войны не было.

      Короче. К девятому классу я был – не зная, разумеется, этого слова – уже законченным, хотя и несознательным, диссидентом. Законченным – потому что ощущал явную потребность, возможность и способность “мыслить инако”. Несознательным – из-за отсутствия в своем инакомыслии хотя б мало-мальского позитивного элемента, вследствие чего оно автоматически превращалось в щенячье тявканье.

      …Слава Богу, хватило ума не создавать никаких организаций. Я лично сочинял листовки, потом мы с Людочкой размножали текст под копирку, а уж ночью я с одним-двумя приятелями расклеивал их в людных местах города. Ясен пень, даму к этой опасной форме подпольной деятельности не привлекали. Начали мы сверхнахально: с газетных витрин перед горисполкомом, но больше туда не возвращались, выбирая всякий раз новые места подальше от школы.

      - Ну ладно, это форма. А содержание? – спросите вы.

      Да какое там содержание! Что нового могли сказать невесть что о себе возомнившие недоросли своему народу? Только то, что витало в воздухе. В сентябре 1964 года всеобщее недовольство тогдашним правителем страны Никитой Хрущевым достигло предела, о чем можно было судить хотя бы по анекдотам. Так зачем нам этот “кукурузник”? На хрена нам Куба? Почему жратвы все меньше? Бардака все больше? Кто ответит, наконец, за Новочеркасск? Мы люди, или где?..

      В середине 90-х годов прошлого века опальный преподаватель престижного столичного вуза Людмила Борисовна, в девичестве Людочка, созналась мне, что одну из тех листовок она хранит до сих пор. Больше тридцати лет хранить улику – что может быть легкомысленнее! Жаль, что связь наша (в буквальном смысле, то есть общение) внезапно и неожиданно для меня прервалась, а то любопытно было бы почитать…

      Впрочем, что-то непременно должна знать ее дочь Ольга, юрист, в настоящее время успешная журналистка, руководитель арбитражной группы издательского дома “КоммерсантЪ”.

      Думаю, если бы нас взяли, то обошлось бы не более чем показательной поркой – с утратой образовательных, карьерных и прочих перспектив, разумеется. А если бы не свержение в середине октября юным двубровым орлом своего авантюрного предшественника, нас непременно бы взяли. Всего-то месяц успели поиграть в подпольщиков.

      А дальше никакого смысла не было. Моложавый, обаятельный и представительный, новый первый секретарь, вскорости переименовавший себя в Генерального, породил волну ожиданий, потому что продемонстрировал вроде бы стремление рулить по-новому. Зачем же мешать?

      Кстати, он же (боюсь ошибиться) инициировал сокращение срока учебы в средней школе с 11 до 10 лет, и мой класс оказался переходным. В 1966 году предстоял одновременный выпуск десятых и одиннадцатых классов, а значит, двойной конкурс куда ни сунься. Реальная обстановка потребовала от пламенных революционеров выбросить из головы всякую дурь и заняться, наконец, тем, ради чего, собственно, они находились в школе.