Часть одиннадцатая
Другое искусство
Прости меня, моя страна, За то, что я кусок говна.
Михаил Каплан, 1965
1. Личное дело дурака
1988 год — год круглый и особенный.
Тысячу лет назад нас крестили, приобщив к новой цивилизации. Протоптали «Путь из Варяг в Греки». Сильнее и пышнее Царьграда стран не было в 988 году. «Несть бо на земле такова вида, ни красоты такоя», — доносили русскому князю послы.
Роскошь византийского двора. Торжество обряда и чинопочитание. Вид и красота городов и церквей. Святая София невиданных украшений.
Отстающий, равняйся на передовика!
Сначала крестились князья и знать. Потом загнали в речку народ и крестили силой во имя Святой Троицы.
Советская перестройка внесла заметное оживление в тихое болото эмиграции. Готовиться к торжествам «Тысячелетия» начали года за два до означенной даты. Архиепископ Владимир Ростовский, иерарх московского подчинения, принял делегацию деятелей культуры, предлагавших устроить совместный фестиваль, посвященный знаменательной дате. Не знаю, за какие заслуги, но меня князь Борис Голицын включил в состав делегации. Он знал, что мне хотелось вложиться в дело картиной и побывать в новой России на торжественном Поместном Соборе.
Русская патриархия объявила конкурс на участие мирян на Поместном Соборе в Загорске. Я заполнил вопросник и через два-три месяца увидел объявление в газете, что получил вторую премию и бесплатный проезд в Загорск. Вторая премия означала лучший показатель специальных знаний, но ни приглашения, ни билета мне не прислали.
Приехавший в апреле журналист Дудинский сказал мне:
— Старик, ты их прости!
Дунь, плюнь, на сатану!
Библейское созидание мира в шесть дней всегда поражало мое воображение. Какая сила и артистизм Создателя Вселенной, какое мастерство одним махом вылепить из грязи красавца Адама, без переделки и поправок.
И «увидел Бог, что это хорошо!».
Дар Божий по наследству получил сам Адам и Ева-Хайка?
Грязный, вшивый и сильный Адам рисовал в пещере бизона, а Ева лепила из глины горшки. Несмотря на гнев Всемогущего Архитектора Вселенной, они долго жили в трудах и поту. В 130 лет стареющий Адам умудрился родить еще одного сына Сета, передав ему страсть к рисованию углем.
Рисовать древесным углем я начал с шести лет, как только пошел в школу.
Мое видение мира образовалось, претерпевая всевозможные преграды в виде «школ», «институтов» и «измов». К имитации божественного опыта я тянулся постепенно и с увлечением. Любую вещь я старался сделать сразу, в один присест, словно за мной шел потоп. Я хорошо видел, когда вещь получается или гибнет в переделках и далека от совершенства. Я ценил мнение достойных коллег, но и знал, что настоящую ценность расставляет время, когда вещь обкатана в эстетике эпохи, а все прочее испаряется как утренний туман.
Икона северных писем с всадником на вороном коне из собрания писателя А. Д. Синявского мне снилась по ночам. Я решил сделать всадника по-своему и назвать его «Победоносцем». Удивленный «светлейший» князь Борис Голицын, поглазев на моего вояку, сказал:
— Нет, это не Егорий! Где же пика? Почему он замахнулся топором?
— А пика уже пошла в дело, — отвечаю, — он воткнул ее в пасть идолища.
Несмотря на живописные качества и черного коня, моего «Егория» Москва не приняла, считая композицию не канонической, а возможно, и еретической.
В июне настало время парижского фестиваля, но богатая советская Патриархия и не чухнулась, чтобы связаться с парижскими прихожанами. «Републик франсез», давно отделенная от религиозных конфессий, и особенно от малопонятного православия, не выдала обыкновенного камня для гравировки юбилейной даты.
Да, обидно и за державу, и за патриарха, и за республику!
— Как уехать из провинции? — спросила меня художница Лида Мастеркова.
— Не уедем, пока не сменим «кириллицу» на «латынь».
Может быть, нас неправильно крестили князья?
Я не занимался изнурением плоти, не ломал казенных стульев, отдавал долги и давал взаймы, но почему мне тоскливо?
Да, Россия в говне, но я тут при чем? Я не качал права и не выл на перестройку, но я хотел попасть на Поместный Собор.
«Контрреволюционный комплекс у душевнобольных», о котором говорили большевики? Травля реакционных кругов, что ли?
Меня успокоила Галя Маневич, приехавшая в 1988 году в Париж.
— Валь, ты разучился жить по-русски!
Действительно, часто забываю, что «все русское — дым», как сто лет назад предупреждал всечеловек Иван Сергеевич Тургенев.
«Психбольной инвалид с детства», но я не прошу медикаменты в Политбюро!
Опять наебли, сволочи! Я посмотрел на себя со стороны, как учил буддист Кулаков. Все правильно — нужны деньги, и немалые!
Раньше было быть — значит рисовать, а теперь быть — значит иметь!
Живопись — познание самого себя, и гимнастика, и медитация, и средство общения с внешним миром.
Я научился думать картиной. Решительно все живое и мертвое, прошлое и настоящее, мое и чужое слагаются в картину.