Эмиграция для советского человека, политическая эмиграция 70-х годов, означала полный и окончательный разрыв с отечеством, с детством, зрелостью, языком, близкими, культурой, работой, бытом. В свои 60 лет В. Я. не был подготовлен к такой радикальной перемене. Он никогда всерьез не учил языки. Его отношения с иностранцами носили сугубо декоративный характер — торговая сделка, застольный треп, хиханьки, хаханьки. Россия его выталкивала на верную гибель на чужбине. В начале 1974 года он вдруг попятился, передумал и просрочил «израильский вызов». Снова появились ученики и ученицы. Видимость спокойствия и новая любовь. Выдворение писателя А. И. Солженицына с лишением гражданства 13 февраля 1974 года играло свою роль.
В «бульдозерном перформансе» (15 сентября 1974) Ситников благоразумно не участвовал (строил «финскую дачу»!), но позорная расправа с беззащитными художниками снова подстегнула на решительный разрыв с преступным обществом. Он сдал в музей им. Рублева византийский шедевр XIII века и 600 икон XVII. Роздал все свои денежные сбережения и порожняком, с пустой авоськой, 30 октября 1975 года сел в самолет, окончательно отряхнув прах людоедской жизни.
«Я совершенно охуел от Европы, — писал мне В. Я. в начале 1976 года из Вены (пансионат „Беттина“, Хардигассе, 32), — представь себе ласточку, родившуюся и выросшую в тесной комнатушке, и вот ее выпустили, а куда, не просто на волю, а в рай!»
Стать австрийцем или американцем он не мог. Работал и доживал иностранцем, русским эмигрантом.
Исторически «богатый художник» не существует.
Трудно представить богачом безымянного гения Средневековья. Где бы он ни трудился, в Китае, России, Греции, Италии, художника приравнивали к трудовым людям особого ремесла. Современность разбила некогда единый цех на зажиточных и нищих. Одних засыпали почестями, других травили и топили в дерьме. Русское искусство при дележе мировой славы не получило своего куска по достоинству. Оно уходит незамеченным огромным косяком, от Ореста Кипренского в XIX веке до Казимира Малевича в XX. Запоздалая слава последнего ничего не меняет в негативном отношении к русскому художеству.
Всякий знает, как живет европеец. Удобно, скучно и благопристойно. В 1976 году Васька-Фонарщик заключил контракт с австрийским фабрикантом мебели Фердинандом Майером и выехал в курортную деревню Китцбюль, что в тирольских горах. Получив от храброго австрийца сарай, матрас и «солдатскую пищу», он принялся за строительство новой жизни. В сердце Европы он строит «необитаемый остров», логово в полном соответствии со своими вкусами и привычками. Неуемную страсть к выдумкам, созидательный пыл и талант русский художник притащил в скучный Китцбюль. Он огораживает сарай колючей проволокой и тащит на отвоеванную территорию все, что содержит европейская помойка, — ящики, доски, ведра, журналы, тряпье. Обалдевшие обитатели курорта идут поглазеть на русского художника. Желающих купить картину он выстраивает в очередь, по записи.
«Связи возникли как погода» (В. Я.).
Безымянный сарай Европы превращается в процветающее хозяйство. Необычная мастерская с огромной картиной «Снегопад для Майера» посредине посещают пронырливые репортеры и знатоки живописи. География жизни расширяется. Он посещает музеи Мюнхена, Венеции, Вены. Художник писал самую большую (6 кв. метров) и самую лучшую картину в жизни.
Мы знаем картину, бьющую по человеческому сердцу, это Босх, Рембрандт, Гойя и, очевидно, пресловутая «Герника» Пикассо. Это иной мир, сочиненный на куске холста и гением его создателя превращенный в неотъемлемую часть человеческой культуры, продолжение жизни во времени и пространстве. В. Я. Ситников называет себя не живописцем, а «картинщиком».