17-го февраля пришла третья по счету повестка прибыть в милицию, но на этот раз предлагалось прибыть 18-го точно в 11:30 утра. Меня также предупреждали, что обязан прибыть с паспортом.
Вместо милиции я прибыл в ОВИР с заветной открыткой в руках. Прием начинался в 13:30 дня. Одноэтажное здание ОВИРа находилось напротив городской синагоги. Дежурный, которому я показал открытку, окинул ее взглядом и попросил подождать. В зале ожидания толпились посетители - евреи, русские, иностранцы.
Я подошел к евреям сидевшим в углу, желая спросить: собираются ли они также выехать в Израиль? Заметив наш разговор, дежурный сказал, что разговоры и любой посторонний шум в помещении запрещены. Таким образом, нам было приказано молчать, что на практике означало нежелание овировцев разрешать общение людей и получение ими информации о том, кто куда выезжает за границу.
После часа ожидания меня вызвали в комнату, где за огромным столом восседал полковник. Взглянув на меня, он улыбнулся.
- Садитесь, - обратился он ко мне вежливым тоном. - Что это у вас в руках?
- Вызов в ОВИР. Я получил его вчера.
Полковник взял солидного размера папку в кожаном переплете, просмотрел документы и нашел мою фамилию.
- Ваша фамилия? - переспросил он.
- Иосиф Лернер.
Взглянув на меня еще раз, он скачал:
- Вы получили разрешение выехать в Израиль. Вам следует покинуть страну до 15 марта 1966 г.
Мое сердце и мозг были полны эмоций: наконец-то происходило то, чего ждал в течение долгих 17-ти лет!.. Я подумал - они забрали мою юность, лучшие годы жизни, все то, что можно было взять. И сейчас они милостиво разрешают мне выехать.
- Вы должны принести школьный аттестат, институтский диплом, справку с места работы об отсутствии каких-либо долгов.
Я покинул ОВИР в радостном настроении. В тот день у меня не было уроков и я был свободен. Прежде всего, я пошел в школу, чтобы встретиться с директором и сказать ей, что увольняюсь 20 февраля. Новость потрясла Жильцову. Она не могла понять причины моего внезапного отъезда.
- В чем причина твоего отъезда? - спросила она с огорчением. - Неужели в нашей школе тебе так плохо?
- Нет! Нет! Нет же! - последовал мой ответ. - Здесь я работал с удовольствием. И вы, как директор, всегда относились ко мне очень хорошо.
- Тогда почему ты решил нас покинуть? И кто займет твое место преподавателем английского языка и географии?
- Не могу знать, - ответил я. - Человека всегда можно заменить. Всегда можно найти людей, которые могут заменить выбывших, и вы этого хорошо знаете.
- Ты прав. Но где я найду такого учителя как ты, кто сможет преподавать все уроки на английском?
- Я бы действительно очень хотел помочь вам, но не имею ни малейшего представления о замене. Уверен, что если поищете, то всегда найдете нужного человека. Я ведь не единственный в столице, кто может преподавать на английском.
- Ну да. И все-таки, куда ты уезжаешь? - спросила Жильцова. Я задержался с ответом.
- Почему ты покидаешь столицу?
В этот момент я понял, что проводимая мной политика соблюдения полного молчания стала давать свои плоды. Жильцова не знала о моем неизбежном отъезде за границу. Вероятнее всего, никто не знал об этом также, и я не удивился ее незнанию. Она выписала мне две справки для ОВИРа. Но мне нужна была еще одна справка, подтверждающая отсутствие моих долгов в школе.
- Не знаю, как вам все объяснить, - сказал я. - Просто министерство переводит меня на работу в Педагогический институт города Магадана. Работа престижная и денежная, заработная плата выше раза в три. Решил ехать. Это испытание моей судьбы, своего рода аванс карьере.
- И что еще ты хочешь получить от меня?
- Лишь справку, подтверждающую отсутствие моих долгов школе. Вы ведь знаете, как это делается, когда кто-либо завершает работать в школе.
- Да, знаю.
Уже через час секретарь выдал необходимую справку, и я пошел попрощаться с директрисой. Она, подписав справку, приказала бухгалтеру выдать мне расчет по 20-е февраля. Затем, взглянув на меня с чувством сожаления, сказала:
- А сейчас скажи мне правду, всю правду. Неужели ты уезжаешь в Магадан?
Я не знал, что ей ответить. Мной овладело чувство серьезной потери, но я понимал, что в данном случае сердце становилось плохим советчиком, и не решился сказать ей о своем отъезде по-настоящему!
Хотя Жильцова не была уверена в правдивости моих слов, она, тем не менее, тепло пожала мою руку, пожелав успехов. Мы расстались друзьями.
На следующий день я направился в Политехнический институт, где я также работал преподавателем английского языка. Меня, как полагается другу, тепло встретил декан.
- Что принесло тебя в наши края? - спросил он удивленно.
- Пришел сообщить, что увольняюсь и покидаю институт. Завершаю здесь работу.
- Но в чем причина такого решения?
- Я по-настоящему сожалею, но в силу определенных обстоятельств, которым неподвластен, вынужден исполнять, что наметил.
- Давай, не дури и не обманывай меня. Какие такие обстоятельства ты имеешь в виду? Кто будет работать вместо тебя? У тебя дружеские отношения со студентами и они уважают тебя. Я не могу отпустить тебя за просто так!
- Понимаю. Но я ничего не могу поделать. Возникшие причины гораздо выше моих желаний.
Декан посмотрел на меня серьезным взглядом, тщательно изучая меня.
- Хорошо. Скажи мне только правду и не бойся меня. Я не доложу органам о разговоре. Причина мотивации твоего внезапного решения?
Я дальше не мог продолжать обман. Мы рассмеялись. По советским стандартам, он действительно был толковым, честным человеком, образованным, уважаемым, с мягким характером. Во многом похожий на иностранца, он слыл либералом и всегда хорошо относился к подчиненным. Я стал думать, как поступить в данном случае. Некий внутренний голос подсказывал мне рассказать ему правду.
- Обещаешь никому ничего не рассказывать до моего отъезда?
- Да. Обещаю.
- Так вот, я уезжаю в Израиль. Еду домой к семье.
- Что ты сказал? Повтори!
Я повторил сказанное:
- Уезжаю в Израиль!
Он встал, с теплотой во взгляде, посмотрел на меня и похлопал по плечу. Я увидел зависть в его глазах.
- Когда уезжаешь?
Покидаю столицу 27-го февраля. У меня есть еще несколько свободных дней. Если пожелаешь, продолжу занятия с радостью.
- Давай. Пожалуйста, проведи экзаменационную сессию и выставь оценки.
- Хорошо. Сделаю это для тебя в последний раз.
Мы пришли к согласию, что буду продолжать преподавание до конца. Я сказал, что мне необходим документ, подтверждающий отсутствие долгов. Написал заявление об увольнении, получил справку. Затем мы оба отправились в бухгалтерию, чтобы произвести расчет.
Мы расстались после теплого рукопожатия. Он попрощался со мной, пожелав счастья и всяческих успехов. Перед самым уходом декан вынул из стола листок и взглянув на него сказал:
- Можешь ли ты оказать мне последнюю услугу?
- Какую?
- Здесь список книг, которых невозможно приобрести в Москве. Если они будут в продаже в Израиле, может сможешь их купить и отправить мне?
- Конечно. Если они есть в Израиле, то обещаю, что немедленно вышлю тебе.
- Буду благодарен за услугу.
Мы расстались. Я покидал институт с тяжелым чувством. Я добился признания, работая в этом учебном заведении, и сделал первые шаги в своей будущей карьере. Но все хорошее рано или поздно завершается. Я продолжал верить, что в России отсутствуют перспективы, как для меня, так и для российских евреев.