Шесть утра.
Назад в камеру, дрожа от предвкушения. Глазок открывался очень регулярно, и охранник на дежурстве был достаточно суровым типом. Я решил не рисковать с перестукиваниями, пока не будут разносить еду. Всего два стука: «Привет». Сосед ответил мне тем же. Очень сложно ждать до семи. Я разложил на кровати тридцать спичек – матрица для моей сетки, в которой я размещу свои буквы. Целая вечность прошла, прежде чем я услышал клацанье старого лифта, и во рту у меня появилась слюна. Как всегда, голод одолевал меня, и я хищно оторвал кусок от буханки, выпил глоток горячей подкрашенной воды, шагнул ближе к стене, задержал дыхание, мысленно вновь прокрутил цифры для фразы «как вас звать», и только собрался простукать два стука, «я готов», как он постучал:
Тук тук.
А теперь смотри! – подумал я.
Я начал стучать.
Тук тук, тук тук тук тук.
Тук тук
Тук тук, тук тук тук тук.
На той стороне воцарилось молчание.
Потом я услышал звук, похожий на то, как если бы упал стол, и шорох некой борьбы.
А затем, словно водопад, или звуки печатной машинки, с той стороны через каменную преграду полилась картечью шифрованная дробь.
Я взглянул на свою сетку из спичек. «Медленно», – подумал я.
Я выстучал это.
Тук тук, тук тук тук тук тук тук.
Когда я с этим закончил, ко мне вернулось, ужасно медленными стуками, так осторожно, чтобы не ускользнуть от меня:
ДМИТРИЙ
РОГОЗИН
Я послал ему свое имя.
В ответ пришло:
СТАТЬЯ
Под какой статьей меня обвиняют?
Я выслал номер.
Он выслал свой.
Я мог бы очень легко уйти с головой в этот разговор, но я понимал, что это общение для меня сейчас – самая большая драгоценность, что у меня есть, и поэтому я был полон решимости исключить малейший риск по причине потери бдительности. Я простучал слово «нужник», решив, что лучше мне быть там, когда охрана вернется к обычному порядку наблюдения через глазок после раздачи еды, что вскоре должно было произойти. У нас было десять минут. Довольно трудоемкая работа, особенно по началу. Мне часто приходилось переспрашивать его: «снова?». И внимательно подглядывая в свою таблицу, я смог воссоздать его историю.
Рогозин был инженером, на десять лет старше меня. В тридцатых он провел некоторое время заграницей, и, как и для многих подобных советских граждан, позже у него из-за этого начались неприятности. Среди его статей была 58.4 - позже я узнал, что она означает «заговор с иностранной буржуазией» - и 58.1, «государственная измена». Кажется, статья 58.10 у него тоже имелась.
Хотя я буквально поедал эту возможность человеческого общения, словно пищу, я знал, что мне следует быть начеку, чтобы избежать малейшей опасности быть пойманным. Я простучал ему – медленно, старательно – «спать сейчас». И потом наше, интимное, уютное, универсальное - тук тук.
Я устроился на краю своей койки, сидя лицом к двери.
Поправил свою шляпу, чтобы образовалась тень под нужным углом, закрывающая глаза. Подождал два лишних открытия глазка, просто для перестраховки. Охранник в этот день был суровый, но он прошел у меня хорошую дрессировку. Никаких пауз – просто рутинный обход. Я позволил своим болящим глазам с благодарностью закрыться. Мое ощущение было похоже на то, какое бывает, когда вы засыпаете с образом любимого человека в своем воображении. Я уверен, что в течение следующего часа или около того, пока я спал сидя строго прямо, широкая улыбка не сходила с моего лица – улыбка удовлетворения и счастья от человеческого контакта и достижений, бывших у меня в этот день.
Свободное копирование
