Со второго дивизиона к нам начали поступать солдаты с запущенными заболеваниями. При расспросе выяснилось, что выехать на лечение в медпункт части из дивизиона очень трудно, практически невозможно. Павел Иванович решил направить меня в дивизион разобраться с положением дел на месте.
Приезжаю в дивизион и выясняю, что фактическим единоначальником в нем является замполит части капитан Топорков, 32-х лет от роду, человек очень энергичный, вспыльчивый и недоверчивый. Командир дивизиона, в отличие от него человек тихий и покладистый, во всем его поддерживает. Солдатам замполит не верит, почти всех считает симулянтами, уклоняющимися от службы, с фельдшером дивизиона совершенно не считается, обзывая его защитником симулянтов. Мне пришлось очень крупно поговорить, можно сказать, поссориться с замполитом. Я заявил ему, что он не специалист в медицине и не имеет никакого права не верить фельдшеру и солдатам. Однако переубедить этого человека было невозможно.
Захватив с собой несколько больных, с тяжелой душой я уехал из дивизиона. По прибытии в часть я обо всем доложил Павлу Ивановичу, а тот замполиту полка. Последний по телефону устроил нагоняй замполиту дивизиона, пообещал разобраться во всем и наказать его.
Через двое суток, как гром средь ясного неба, из дивизиона пришла прискорбная весть: скоропостижно от инфаркта скончался их замполит. Я был убит этим известием, так как в большой мере считал себя виновником его смерти.
Как потом выяснилось, у него имелась гипертоническая болезнь, дома он часто жаловался на боли в сердце, а на службе всё это скрывал.
Вдобавок ко всему, меня послали в дивизион обеспечивать в медицинском отношении его похороны. С медицинской сумкой я проходил весь день за женой и тёщей покойного, при этом они не проронили в мой адрес ни одного плохого слова, чего я больше всего боялся.
Эта смерть была для меня большим уроком: к людям нужно относиться очень бережно, все вопросы с ними стараться решать спокойно и дипломатично.
Сегодняшний день не предвещал для меня ничего особенного. Я проработал в части до обеда и уже собирался ехать домой, когда в медпункт зашёл наш начальник продслужбы капитан Ларионенко Василий. Он только что вернулся из командировки в Тбилиси в штаб корпуса. Крепко пожав мне руку, он сказал: "Я привёз тебе, мне кажется, хорошую новость. Тебя откомандировывают на учёбу в Ленинград на два года".
От такой новости я буквально остолбенел, а, придя в себя, бросился обнимать капитана. Тот едва освободился из моих объятий и рассказал мне всё по порядку.
В штабе корпуса он встретил корпусного врача, который поинтересовался у него: "Кто такой у вас там капитан Пущенко? Его почему-то без нашего ведома отправляют на два года на учёбу в Военно-медицинскую академию. Не иначе, как он имеет хорошую лапу где-то в Москве".
Мы посмеялись с Василием над таким предположением корпусного врача, при этом я коротко рассказал ему свою эпопею с учёбой. Затем я быстренько сбегал в магазин, купил там самый дорогой коньяк и вручил его Василию за добрую весть, а сам тотчас же помчался домой порадовать Таню. Выслушав меня, она заплакала от радости и высказала предположение, что Бог всё-таки есть на свете, и он всё видит. Вот он и помог нам в нашем деле. Спасибо, конечно, Богу за его помощь, но я-то твёрдо уверен в том, что этот перевод стал для меня возможным лишь только благодаря моим упорным многолетним усилиям в этом направлении.
Узнав о моём отъезде, Павел Иванович очень расстроился. Опять он остаётся в полку один на неопределённое время. Да и сработались мы с ним неплохо, он оказался порядочным человеком и хорошим начальником.
Таниным и моим родственникам мы отправили срочные телеграммы с радостным известием. На следующий день с Кубани нам пришла телеграмма с приглашением нас на свадьбу Геннадия с Аллой. Свадьбу они решили приурочить к нашему приезду.
Затем мы отправили два контейнера: один в Ленинград, а второй на Кубань на имя Геннадия. Во втором мы решили прислать молодожёнам свадебные подарки: шкаф, стол и радиоприёмник.
Осталась у нас нерешённой только проблема с машиной. При снятии её с учёта автоинспектор предложил продать её здесь, но мы пока воздержались от этого. Решили своим ходом отогнать её на Кубань к Таниным родственникам и оставить её там до лучших времён.
В течение суток кружным путём через Новороссийск мы преодолели расстояние от Поти до хутора Тихонова на Кубани. Ехать по горной дороге через перевал в начале марта мы не решились.
Через день после нашего прибытия была сыграна свадьба Геннадия с Аллой. Невеста уже побывала замужем и имеет сына 4-х лет. Танина мама недовольна выбором Геннадия, но кто из свекровей бывает доволен своей невесткой.
На нашей же машине по скользкой разбитой дороге Геннадий отвёз нас на железнодорожную станцию в Белореченск, откуда мы поездом убыли в Ленинград. На прощание он твёрдо пообещал нам поставить машину на колодки и не пользоваться ею. В поезде мы с Таней вспоминали прошлое и строили планы на будущее. С войсковой медициной было навсегда покончено, ей я отдал семь лучших лет своей жизни. Впереди меня ждала нелёгкая, но очень интересная работа врача-лечебника в госпиталях Советской Армии по избранной специальности анестезиолога-реаниматолога. Сил и здоровья для этого у меня хватает, а знания я получу в Военно-медицинской академии, куда я и направляюсь на два года. Мы надеялись также, что изменится к лучшему и наша жизнь, она станет более интересной, насыщенной и творческой. Всё было ещё впереди.
Свободное копирование
