Одной ночью нас подняли по боевой тревоге, погрузили в кузова автомашин полуторок и зисов (тогда на вооружении в армии были полуторатонные и трехтонные грузовики –зисы), и поехали куда-то. Выехали на шоссе, остановились, подождали остальных, затем поехали дальше. Проехали несколько километров, свернули на просёлочную дорогу, затем опять повернули на другую дорогу. Остановились, вокруг темно и тихо. Всему личному составу приказали молчать, а разговор вести шёпотом. Запретили курить. Затем из машин боепитания нам выдали пачки патронов, гранаты, снаряды для пушек, мины и всё прочее. И опять поехали. Была ночь, уже ехали по шоссе. Вдруг мы услышали выстрели одиночные и пулемётные. Но это продолжалось недолго. Впереди нашей колонны шли танки, это они и стреляли. Мы узнали позже, что танки стреляли, когда преодолевали проволочное заграждение на границе между СССР и Литвой, и им было оказано сопротивление. Оно быстро было подавлено, с дороги убрали колючую проволоку, и вся колонна двинулась через границу в Литву. Ехали в темноте. В Вильно (так этот город назывался) въехали, когда было ещё темно. На улицах, по которым мы ехали, горели электрические фонари. Я увидел литовских жандармов, стоящих на тротуарах. Они стояли смирно, приложив руки к козырькам фуражек. Кроме них, никаких людей не было видно. Мы проходили по улицам, держа оружие наготове. Ещё при раздаче патронов, командиры предупредили:
- Стрельбу без приказа не открывать, вести себя тихо, не курить!
Поколесили по городу и выехали за город. Столица спала, не было слышно ни одного выстрела.
Мы остановились в пару километрах от города в каком-то лесу. Здесь мы соорудили лагерь: натянули палатки, сделали дорожки, посыпали их песком, очистили место для построения батальона. Расположились по -батальонно, и стали заниматься совершенствованием военных знаний. Вокруг леса были поставлены посты. Из леса рядовой и сержантский состав не выпускали. Да и правильно делали, так как мы бы опозорили нашу армию, наше государство. На нас было срам смотреть, как голодранцы: обувь разваливалась, гимнастёрки и штаны поизносились. А в лесу нас гражданские не увидят. Ходят красноармейцы в рваных ботинках, у многих подошвы подвязаны проволокой, спереди и сзади видно голое тело. В течение двух недель нас переобмундировали. Сходили, вымылись в речке, побрились, подшили белые подворотнички, и нас было не узнать. Мы уже знали, что находимся за границей в Литовском капиталистическом государстве. Хотелось посмотреть на город, на их жизнь. Нам сказали, что ещё надоест смотреть, а сейчас пока надо обождать.
И вот, как-то вызвал меня к себе в палатку командир взвода, а это было до обеда.
- Козлов, построй своё отделение, проверь всех на опрятность и веди в город. Оружие не брать, посмотрите город и к часу дня быть в подразделении.
Он написал пропуск, я сбегал в штаб батальона, там заверили печатью и подписью. Я радостный явился перед своим отделением.
- Ну, друзья, готовьтесь, сейчас пойдём в город.
Выстроил всех, проверил каждого. Красноармейцы хоть и были в ботинках с обмотками, но всё было аккуратно пригнано, а ботинки блестели, так их надраили. Строем пошли к палатке командира взвода. Он осмотрел нас и сказал:
- Хорошо. В городе идите только строем. Можете идти.
Мы вышли из леса, постовой проверил пропуск. Мы радостные без строя шли, обгоняя друг друга. На шоссе построились и так дошли до города. Наверное, прошли километра два. В пути рассматривали узкие полоски полей, культурно обработанных, сравнивали их с нашими огромными площадями полей и уймой сорняков. Мимо нас проезжали подводы и машины местных жителей. Люди, проезжая мимо нас, вели себя спокойно, но разговора не заводили. Мне показалось, что они нас как будто не замечают.
-Ребята, смотрите какие хорошие всходы, межи узенькие, не видно заброшенной, заросшей бурьяном, земли, - воскликнул один.
- Да-а, - вздыхал кто-то в ответ.
Шли, тихо переговариваясь. Дороги у них не похожи на наши. Даже после дождя грязи нет: они были посыпаны гравием или мелким камнем. Всё увиденное поразило меня. Ни у нас в Сибири, ни в Европейской части СССР я не видел такой аккуратности на полях, а дороги наши и сравнивать нечего.
- Да-а, вот жизнь...
При подходе к городу не видно было ни одного разваленного или покосившегося дома. У них, что при въезде, то и внутри города. Чистота, опрятность: красивые насаждения, чистые канавы. Ну, нигде не увидишь, чтобы около дома росли сорняки.
- Вот люди, вот тут действительно трудятся, не то, что у нас.
Прошли несколько домов и увидели небольшой магазинчик: на вывеске нарисованы французские булки и колбаса. Ребята предположили, что это только на вывеске.
- Сержант, давайте зайдём в магазинчик.
Зайти, то зайдём, а вот купим ли. Солдату давали несколько рублей в месяц ( сколько точно – забыл, то ли пять, или семь), чтобы купить бумагу, карандаши, махорку, да и в кино сходить. Мы зашли и увидели, что все полки завалены этими белыми булками (батонами) и колбасой разных сортов. Стоим на всё смотрим и молчим. В магазине покупателей нет, один продавец - мужчина лет сорока. Он с удивлением смотрел на нас. Потом на русском языке сказал:
- Что желаете, товарищи, купить?
Я подошёл к прилавку и спросил:
- Сколько у вас можно купить колбасы?
Продавец, он же хозяин магазина ответил с удивлением:
- Сколько хотите, покупайте хоть всё.
Мы с радостью начали покупать колбасу и батоны. Набрали столько, сколько желал каждый. Вышли из магазина, отошли немного в сторону, сели на траву и давай навёртывать за обе щеки, как голодные волки. Набрали много, но всё поели, даже вставать с земли не хотелось. Сидим и рассуждаем:
- Ну, что вы скажете, колбасы ешь, сколько хочешь, а у нас только по карточкам, да и то не всегда бывает, - сказал один.
- Я такого даже во сне не видел,- сказал другой.
- У нас в таком магазинчике работает три или четыре продавца, а он, гляди, один справляется.
- Вот где жизнь, братцы, а когда у нас так будет?
- Ох, долго, наверное.
Я сказал ребятам, что купили, всё надо съесть, в часть нести нельзя. Хотелось лечь, отдохнуть, но нам время было дорого, и нужно было идти. Нехотя поднялись, построились и пошли дальше.
Ходили по разным улицам, видели немало наших армейских командиров, приветствовали их, и опять шли. Заходили в разные магазины, но только смотрели, покупать было не на что. Все магазины были полны товарами, ну, чего хочешь, всё есть. Особенно мне запомнился один небольшой магазинчик, где большими стопами лежала хромовая кожа, чёрная и коричневая. Бери, сколько хочешь, и шей кожаное пальто, сапоги или ещё что-то. Но мы не могли, да и не имели права покупать такие вещи – не положено. Такое могли покупать только средний и старший комсостав. У нас же только «слюнки текли». Наконец, мы повернули в свою часть. Шли и рассуждали:
- Вот ведь, живут люди. Эх, увидели бы наши колхозники, что бы они сказали.
- Вот бы нам так жить!
- А , может быть, и у нас так будет? А?
- Жди, колхозы тебя накормят, без портков останешься.
Итак всю дорогу шли с восклицаниями, рассуждениями и удивлением.
Я понял:
- Как далеко нашей стране до такой жизни. Но почему же так? Ведь это- капиталистическая страна, а живут лучше нас. Почему же говорят и пишут, что за границей нищета и голод? Выходит, неправду пишут, а для чего?
Так всю дорогу меня преследовали навязчивые мысли о нашей жизни. Придя в лагерь, мы услышали предупреждение от политрука:
- Не вздумайте писать родным о том, что видели, чему удивлялись.
Вскоре наш полк переехал в город Поневежис.