И вот весной этого 1940 года нам объявили приказ: «Немедленно сняться со старого места и в полном боевом следовать на железнодорожную станцию. Погрузились опять в товарные вагоны и поехали, а куда – нам знать не положено. Ехали сутки или больше. Выгрузились на какой-то крупной железнодорожной станции, и пошли строем мимо города. Позже мы узнали, что это город Минск. Мы прошли километров шесть по шоссе за город и остановились. Тут был военный городок, в котором мы и расположились. Здесь также, как и в Обояне стали совершенствовать своё военное мастерство. Через пару недель выехали в лагерь здесь же в Белорусских лесах, и продолжали прежние занятия.
Сфотографировался в Минске в 1940г.
Потом занятия прекратили и стали каждый день совершать походы. Сначала на двадцать километров, через пару дней на тридцать, потом сорок и, наконец, делали дневные броски на пятьдесят, пятьдесят пять километров. Это было тяжело, очень тяжело. Днём жарко, и мы идём, пить хочется, а воды не дают:
- Вам велели набрать полные баклажки воды, куда вы её дели?- покрикивали командиры.
Но сколько там воды в баклажке, её быстро выпивают. От жажды некоторые слабосильные падали в обморок, их подбирали подводы. Подвезут, приведут в нормальное чувство и опять посылают в строй. Я, к счастью, от жажды не страдал, так как знал некоторый секрет. Ещё будучи в ссылке в Салехарде , когда мы жили в посёлке в бараке, рядом с нами жила другая семья, с которой мы близко подружились. Хозяин этой семьи высокий плотный старый человек. Он рассказывал, как он участвовал в боях во время империалистической войны. Говорил он и о походах на большие дистанции. Он и «намотал мне на ус» о том, как справиться с жаждой.
- Перед походом, - говорил он,- минут за тридцать съешь ломоть чёрного хлеба с густо насыпанной сверху солью. Через несколько минут захочется пить. Ну, и пей воду досыта. А потом в пути в походе тебе пить не захочется.
Я так и делал. К концу похода у меня в баклажке всегда оставалась вода. Да и вообще, в пути я не пил воду, держал на всякий случай для других. Этот секрет рассказал всему своему отделению, поэтому у нас не было неприятностей от жажды, как у других. Но кроме жажды была большая утомляемость. На привалах ложились в канаву при дороге головой вниз, ногами вверх и мгновенно засыпали. А привал на пять - десять минут. После подъёма вскакиваешь, идёшь, продолжая спать. Так со мной случилось несколько раз, но один раз чуть не остался без глаз. Идём это мы после привала по шоссе и спим, только чувствуем локтем своего товарища. Впереди нас двигалась автомашина с длинными досками. Она остановилась. А мы продолжали идти и прямо на эти доски. Кто лбом, кто бородой, кто носом ударились о них, некоторые до крови. Сзади нас идущие, натыкались на нас, падали и тут же продолжали спать. Это было не очень приятное зрелище, а для посторонних, как кино. У меня от этой доски долго сохранился на лбу синяк. Находясь в походе, я видел и другие курьёзы. Вот, например: Идет красноармеец в строю и вдруг валится на дорогу, за ним второй, третий, и образовывалась целая куча. Приходилось подразделению останавливаться. А причина оказывалась совершенно простая: у первого упавшего красноармейца размоталась обмотка на ноге. На неё наступил задний, и оба упали, а та уж и другие.
Я тоже носил обмотки – это длинные в полтора метра полоски из материала, ими обматывали ноги выше ботинок до колен. Обмотки носили только красноармейцы – рядовые, а уже командиры ходили в сапогах.
Лето уже подходило к концу, а мы ходили и ходили в походы. Я заметил, что мы проходили по одному и тому же месту, то в одну сторону, то в другую. Уже и подмётки у многих поотлетали, подвязывали проволокой. У меня коленки штанов и зад были с дырами, сапоги разносились так, что повылезали пальцы. Нужно было новое обмундирование, но его не давали.
Свободное копирование
