Этой же ночью мы выехали из Алексеевки. На дворе мороз, пурга, но печку топили жарко. В вагоне идёт приглушённый разговор. Каждый делится со своим соседом мыслями. В пути следования останавливаемся, но ненадолго. Узнать, куда мы едем невозможно. Проехав около двух суток или немного больше, остановились. Приказали разгружаться. Разгрузились, построились. Пришёл командир батальона и объявил:
- Мы в Ленинграде, мы приехали на финский фронт (в то время шла война между СССР и Финляндией) исполнять священный долг – защиту Родины.
Раздалась команда:
- Вольно!
На дворе холодно, мы стали толкаться, прыгать, бороться, чтобы согреться. О том, что мы приехали на фронт, чтобы воевать, до нашего сознания ещё полностью не доходило. Я был командиром отделения, и все красноармейцы моего отделения крутились около меня. Фамилии командиров взвода, батальона и полка – забыл. Помню, что наш полк был под номером семьсот сорок четыре.
Прошло не меньше часа, когда мы услышали команду:
- По ва-го-нам!
Мы кинулись в свой вагон, подбросили топливо в печку и начали греться. Дверь прикрыли, оставив узкую щель. Поезд тронулся. Стали обсуждать, что нас ждёт, куда опять пошёл поезд. Кто-то сказал:
- Наверное, надо было пешком идти, или на лошадях могли бы добраться до передовой.
- А знаешь ли ты, что от Ленинграда до передовой не меньше сотни километров. И ты хочешь это расстояние идти пешком? Болтаешь, чего не знаешь.
У нас во взводе было много красноармейцев со средним, даже высшим образованием. Конечно, они вправе так рассуждать. Немного помолчали и опять начали разговаривать. Я про себя подумал, что мы сто километров ехать не будем. Где-то, может, за десять или меньше километров нас выгрузят, а там до передовой, как придётся: может на лошадях, может пешком.
- Товарищи, а как выглядит передовая? – спросил кто-то.
- Приедем, увидишь, - ответил другой.
Вдруг все замолчали. Скоро передовая, а там бой, кровь, смерть, наконец, дошло до сознания. Красноармейцы приуныли.
Ехали уже больше двух часов, пора останавливаться. Все молчали и ожидали, что поезд вот-вот начнёт тормозить, но стук колёс на стыках рельс ритмично продолжался.
- Товарищи, а я, кажется, услышал далёкие выстрелы, - сказал один.
Все мгновенно даже перестали дышать, но ничего не было слышно, кроме перестукивания колёс. Поезд не останавливался, даже его скорость, как мне показалось, стала больше. Многие разогревшись, уснули, но я не мог спать. Вдруг услышал торможение поезда.
- Ну, всё! Вот и приехали. Может, уже сегодня некоторых из нас не будет в живых, - промелькнуло в голове.
Поезд остановился. Вдоль эшелона бежал дежурный командир и около каждого вагона останавливался, стучал в дверь и кричал:
- Идите за кипятком!
В нашем вагоне старшим был командир взвода, ещё недавно назначенный к нам (фамилию забыл). Он приказал от каждого отделения послать с котелками по два красноармейца. Вскоре принесли кипяток, и мы начали пить чай с сахаром и сухарями. Перед выездом из Алексеевки нам выдали сухое питание на несколько суток, и мы его постепенно расходовали. Вопреки нашему ожиданию, выгрузки не последовало. Минут через десять-пятнадцать поезд тронулся. Поехали куда-то дальше. Нам казалось, что мы где-то недалеко от передовой. Но удивительно: не слышно выстрелов, не слышно боя. Но поезд набрал скорость и продолжал путь дальше. Я спросил командира взвода:
- Скоро ли мы прибудем на передовую?
- Я знаю так же, как и ты, - ответил он.
Ясно, он не хотел рассказывать, а, может, и действительно не знал. Я лёг спать. Когда проснулся, поезд всё шёл и шёл, не останавливаясь. Прошли сутки, начались другие с момента отъезда из Ленинграда, а поезд всё шёл и шёл. На какой-то крупной железнодорожной станции мы стояли сравнительно долго. Запаслись кипятком. У проходившего мимо железнодорожника узнали, что это станция Вязьма.
Через некоторое время пришёл командир взвода и сообщил, что война с Финнами окончена. Она окончена была ещё тогда, когда мы были в Ленинграде. Теперь мы едем на новое место дислокации части.
- Да, если бы мы на сутки раньше приехали в Ленинград, то сегодня бы среди нас кого-то не было. И я живой. – Я невольно вспомнил мамину иконку, которую она положила мне в чемодан и сказала:
- Она предохранит тебя в трудные моменты жизни.
Но я ведь ту иконку выложил обратно. Так я думал. Когда же в Злобовке перебирал всё в чемодане, то увидел эту иконку на дне его. Вынул её из чемодана и подарил хозяйке, тётке Антонины. Она посчитала, что я религиозный. Конечно, обрадовалась подарку, и с тех пор ещё лучше стала ко мне относиться.
Мы снова едем дальше.
Свободное копирование
